добавлением формулировки, подчеркивающей каждую фразу: «Йолах велик, и Аби его Посланец!» Их величавое пение разносилось по окрестностям, а на него накладывалось эхо, пробивающее тишину, которая сжимала мир в своих объятиях.
Вдали на большом расстоянии угадывались деревни и невидимые поселки, через которые путь не проходил. Бросалось в глаза, что жизнь и правда никогда не наведывалась к их жителям; в воздухе веяло лишениями и большой бережливостью. Столь убогая деревня почти ничем не отличается от кладбища. На лужайках щипали траву коровы, но ни одного пастуха видно не было, – имелись ли вообще у этих коров хозяева? В детском взгляде животных угадывался тупой серый страх, идущий от пустоты, одиночества, тоски и самой крайней нищеты. При виде каравана коровы водили глазами во все стороны. Если бы их подоили тем вечером, молоко было бы прокисшим.
Любому путешествию приходит конец. Однако тут конца пришлось ожидать долго. До Кодсабада оставалось недалеко – всего три дня птичьего полета. Приближаясь к цели, караваны топтались на месте: по старому обычаю вначале посылали разведчиков провести рекогносцировку местности с деликатным поручением договориться о дружественном приеме; остальные использовали время ожидания для восстановления сил после путешествия, так как вход многочисленной толпы в город становился причиной изнуряющих возлияний, непрерывной череды празднеств, нескончаемого ночного бдения. Поэтому важно было иметь подобающий внешний вид и не терять бдительности. Когда возвращаешься домой, всегда остается вопрос, узнаем ли мы наших близких и узнают ли они нас после столь долгой разлуки.
В воздухе витало нечто такое, что говорило о приближении большого города; пейзаж на глазах терял дикий непокорный вид и приобретал цвета запустения и истощения, а также запахи гниющей на солнце плоти, как будто какая-то злая слепая сила приводила в негодность все вокруг – жизнь, землю, людей, и разбрасывала их изуродованные останки. Никакого объяснения не было, вырождение существовало само по себе, питалось своими же отбросами, изрыгало их, чтобы затем сожрать снова, и хотя первый пояс предместий был еще далеко впереди, за несколько десятков шабиров, аппетит у этой мерзости был здесь крайне велик. Ати не очень хорошо помнил, но вроде бы в его районе Кодсабада, хотя воздух был и не лучше, им все же можно было дышать, ведь дома всегда приятнее, чем у соседа.
В караване, к которому Ати присоединился в последнем диспетчерском центре, были чиновники, возвращавшиеся из командировки, разного рода управляющие, студенты, замотанные в ученические бурни, длинные черные рясы на шесть пальцев выше лодыжек, и следующие в столицу ради совершенствования в некоторых очень утонченных отраслях религии; кроме того, держась немного в стороне, как и подобает знати, с караваном шла горстка богословов и мокби, которые возвращались с места духовного уединения на Абирате, священной горе, где Аби, еще будучи ребенком, любил уединяться и г�