же в молчании они ехали по ночным улицам Артюховска: у него не было желания заговорить первым, а она просто не решалась прервать затянувшуюся паузу. Но это не мешало Старыгину боковым зрением рассматривать Юлю. Странно, но ему нравилось в ней всё: острый подбородок, чуть выступающие высокие скулы, маленькое ушко, едва прикрытое коротко постриженными волосами. Она была красива, и, главное, в ней не ощущалось кокетство.
Юля вскоре почувствовала ненавязчивый взгляд сотрудника и, чуть порозовев, смущённо опустила свои длинные ресницы, почти полностью скрыв чудесные зеленоватые глаза. Это ещё больше расположило к ней Григория. Он, сам того не замечая, начал ощущать симпатию к девушке. Но процесс возникновения чувств протекал в его организме гораздо дольше, нежели у окружающих людей. Поэтому в ближайшее время он мог спокойно наслаждаться привычной ему жизнью, почти лишенной каких-либо эмоций.
Вскоре по правую руку замелькала ограда городского парка, а сразу за ним должно было появиться здание вокзала. Сильный ветер дул со стороны решётчатого забора, неся за собой мощный шквал дурманящего запаха хвои, прелых листьев и ещё какого-то аромата, присущего только ночному воздуху. Справа, на фоне черноты за приспущенным оконным стеклом вырисовывался изящный профиль девушки, слегка освещённый тусклым светом лампочки над головой, и Григорий невольно отрывался от дороги, чтобы взглянуть на прекрасный силуэт.
Когда Старыгин в очередной раз взглянул направо, воздух наполнился рвущим уши треском. Машину швырнуло в сторону и крутануло пару раз, заставляя механизм исполнить несколько вполне человеческих балетных пируэтов. Григорий ударил по тормозам, срывая со скрежетом колодки, и по инерции едва не вылетел в лобовое стекло. К счастью, на этот раз он не забыл пристегнуться. Опер замер на мгновение, глядя прямо перед собой, но тут же пришёл в себя и резко повернулся к Юле. Он чувствовал, впервые за последние несколько лет, казалось бы, совсем забытое волнение. В груди словно образовался огненный клубок, распирающий изнутри и срывающий ледяную кору с сердца.
Он боялся только одного: увидеть безжизненное изломанное тело Юли где-нибудь далеко от машины. Тревога была напрасной, Молчанова позаботилась о собственной безопасности и своевременно пристегнулась. Она сидела напуганная, застывшая в неудобном положении, но вполне живая. Григорий вздохнул с облегчением, надеясь, что девушка не заметила его беспокойства и только теперь выглянул из машины, пытаясь разобраться в причине, заставившей автомобиль крутануться, подобно волчку. Прямо возле дверцы мостовая резко обрывалась в глубокую трещину, дно которой скрывалось в густом мареве, поднимающемся от расплавленных камней и сгоревшей земли.
Старыгин тронул машину с места и вырулил поближе к ограде парка, держась в стороне от ужасного провала, образованного, насколько он понял, той же загадочной силой, без которой не обошлись последние события. Опер бросил взгляд на Юлю и отметил, что не смотря на бледность, девушка держится молодцом. «Боевая девчонка, – подумал он, – Есть