пытках, которым он бы хотел подвергнуть обвиняемого… Я любила его страсть к искусству, включая живопись и музыку, его воспоминания о былом величии самых крупных городов современности и о руинах древности… Я любила его привязанность к барокко и вычурность в стилях, огонь в его глазах и увлеченность беседами о предметах старины… Он был мудрым безумцем… Я позволяла ему многое, почти все. Даже, если бы он захотел уничтожить весь мир, превратив его в горстку пепла, я бы встала на его сторону. Я любила его настолько, насколько это может позволить мне мое бессмертие, моя вечность, которую я страстно желала провести только с ним: с его горящим взглядом, в котором я сама сгорала до тла; с его детским, но таким зловещим смехом с оттенком лживой искренности; с его ледяными жаркими объятиями, которые зажигали во мне столько разных эмоций; с его длинными шелковыми волосами, которые вечно переплетались с моими, соединяя нас воедино; с его раскованной изящностью и элегантной властью, которую он установил среди своих слуг… Я любила. Только. Его. Моего Аро Вольтури.
Вряд ли бы за всю историю планеты нашлась бы другая такая девушка, которая могла бы точнее описать свою самую сильную любовь, что была почти разрушена до основания появлением в жизни другого мужчины…ликана, заставившего усомниться в своих искренних чувствах к тому, кто, несмотря на свою жестокость, строгость и беспощадность к остальным, любил ее, будучи вампиром, и сам сгорая изнутри, превращал пепел в собственную душу.
Аро был самим воплощением величества…Все его движения были полны аристократической элегантности и изящества, окутанной покровительственным и надменным взглядом. Он владел миром, не только вампиров, но и людей… Что ему стоило лишить жизни пару-тройку тел с еще бьющимися сердцами? Ничего. Он сделал бы это с легкой улыбкой, скрывающей в себе судьбоносную угрозу.
Душа его была прекрасна, ведь что может быть великолепнее, чем душа, страдавшая три тысячи лет? Она несла в себе боль, отчаяние, радость и потери… За все века, прожитые на этой бренной земле он научился видеть то, чего не различают другие. Раны внутри кровоточили, так и не зарубцевавшись под лекарственным бальзамом столетий.
Глаза его выражали безразличие ко всему, что его окружало. Лишь иногда я читала в них нескрываемый интерес, прослеживая их внимание на себе. Он изучал меня, как археологи изучают останки древности, ботаники изучают растения, а искусствоведы – прекрасные картины и скульптуры.
Он был самым чувственным и нежным… Он был самым жестоким и беспощадным… Он был таким, каким я желала его видеть. Он позволял себе многое, точнее сказать все, но никогда не выходил за рамки закона, который он защищал, приводя приговоры в исполнение.
Его имя…застывало горячей каплей крови на моих губах, вырывавшееся со звучными стонами из моей груди. Огонь. Кровь. Безумие. Жар. Страсть.
Мы горели, и мы сгорали. Не было ничего более ужасного и более прекрасного, чем наш вечный…бессмертный союз.
Он пришел посреди безветренной ночи. Его шаги напоминали охоту хищника…Я не слышала ни звука, но сердцем чувствовала