с картошкой. Не зря же столько соли набрала. Возможно, и мужики сегодня появятся, тоже поедят, а то питаются одной сухомяткой. Редко-редко когда нормальных щей сготовят.
Я сажусь на кровати – от вчерашней слабости остается легкое напоминание в виде головокружения. В ногах лежит кот. Сейчас он поднимает заспанную морду и провожает меня ленивым взглядом.
– Штаны отдашь, или так и буду соблазнять тебя своим великолепным телом? – я выглядываю из-за занавески.
– Да чего там великолепного-то? Тебя на месяцок на нормальный харч посадить, вот тогда и можно говорить о великолепии. А пока одни мослы, да жилы. Сейчас принесу.
Встает на четвереньки и тоскливо воет…
Через минуту я одеваюсь в свои штаны и в чужую полосатую рубашку. Похоже, что футболка восстановлению не подлежит. Аромат печева приводит на небольшую, аккуратную кухню. Вот тут я сидел, когда меня привели с улицы – знакомая скамья, на ней цветасто-синяя клеенка.
– Хлипковат твой Федор по сравнению со мной! – уверенно говорю я, когда рубашка отзывается на потягивание звонким потрескиванием.
– Так не за массу люблю-то, а за характер! Если за объем, то все бы на слонов вешались! Но я передам ему твои слова.
– Да ладно, я же шутя!
Я слегка сдаю назад – вот только ещё разборок не хватает.
Одно удовольствие наблюдать за сноровистыми движениями девушки. Как заправский кожемяка она мнет податливое тесто, под сильными руками масса становится мягче зефира. Шлепок ложки пюре и конверт быстро защипывается, пока серое тесто не вздумало расползтись. Из-под вафельного полотенца выглядывают загорелые рубцы румяных пирогов. Я сглатываю нахлынувшую волну слюны.
– Чего сглатываешь? Нравятся? – девушка кивает на объемное блюдо с печеными крепышами.
Девушка нравится больше. В своем халатике, с забранными в конский хвост волосами, с легким напылением муки на фартучке и белой полоской на гладкой ноге – валькирия кухни, воинственная амазонка дуршлага и скалки! Я завидую Федору наичернейшей завистью.
Встает на четвереньки и тоскливо воет…
– Да я больше на тебя сглатываю, если бы можно укусить за румяный бочок, – мурлыкаю я.
– Смотри, скажу Феде, тогда и кусать нечем будет. На кашку манную перейдешь, – рассыпается колокольчиковым смехом Марина.
– За такое и зубов не жалко, но это чисто между нами. А то и в самом деле скажешь, а мне потом объясняться, что я всего лишь ценитель красоты.
Марина ещё раз сверкает зубками, они белее муки самого высшего сорта, и кивает на стул. Вот этими-то зубками она меня недавно и обратила…
– Садись, ценитель красоты. Позавтракаешь и будем учиться владеть телом. Чего у тебя глазки опять заблестели? Не моим телом! Ты своим будешь учиться управлять.
– А-а-а, – разочарованно протягиваю я и хватаю горячий пирожок.
Из-за тонкой слоистой стенки пирога врывается аромат горячей картошки. С тонкими оттенками лука и яйца, где-то далеко чудится легкий аромат