держала Жидко, не давая ему возможности пошевелиться. Как школьник сидел он, положив руки на колени, и слушал негромкую речь Постороннего.
– Просто вы, Семён Матвеевич, баловень судьбы. Вы в своей жизни никогда не сталкивались с теми силами, которые ломают человеческие судьбы. До сих пор они обходили вас стороной. Но так не может быть всегда. Вы презираете людей, и это не может проходить бесследно и вечно. Кто-то из них повернёт штурвал вашей судьбы. Кто – не скажу! Может это будут ваши коллеги или ваша очередная любовница, может быть жена или ни на что не способный Серяков, а может и тот бородатый господин, с которым вы столкнулись на вокзале. Но ясно одно – рулевой не вы. И чем скорее вы это осознаете, тем лучше будет для вас.
– Интересный тезис, – чуть ли не сквозь зубы процедил Жидко. – А не будете ли вы столь любезны не менее живописно изложить род ваших занятий. Уж не оракул ли вы? Очень уж ваша речь похожа на пророчества тех медиумов, от которых нет спасу даже на телевидении!
– О, нет! – воскликнул Посторонний. – Ни к телевидению, ни к оракулам я не имею никакого отношения. Я тот счастливый человек, у которого работа – это хобби, а хобби – это работа. Иными словами, я профессиональный коллекционер.
– Вот как, – мрачно заметил Семён Матвеевич, – и что же вы коллекционируете?
– Покойников, – невозмутимо ответил Посторонний.
Недоумение на лице Семёна Матвеевича было столь неподдельным, что Посторонний был вынужден повторить:
– Да-да, покойников. Точнее сказать самоубийц. И, на мой взгляд, вы могли бы стать интересным экземпляром в моей коллекции.
Посторонний замолчал. Молчал и Жидко, не в силах произнести ни слова. Второй раз за этот день он растерялся и не знал, что ответить. Тишину купе нарушали только стук колёс да позвякивание чайной ложечки в стакане.
– Я вижу, вы хотите навести здесь порядок, – нарушил молчание Посторонний, созерцая остатки трапезы на столе. – Не буду вам мешать.
С этими словами он встал, надел шляпу и, подхватив трость, вышел в коридор. Хлопнула дверь купе. Семён Матвеевич вдруг почувствовал неприятную тяжесть в руках и ногах. Плохо осознавая свои движения, он кое-как сложил остатки еды в сумку. Когда на столе осталась только бутылка коньяка, Семён Матвеевич на мгновение задумался, затем схватил пустой стакан, наполнил его остатками коньяка, вытряхивая последнюю каплю, и выпил всё это залпом.
Вопреки ожиданиям, коньяк не снял тяжесть, а добавил к ней головную боль в месте ушиба головой. Настроение Семёна Матвеевича стало ещё хуже. Семён Матвеевич сидел на своём диване, испытывая невероятное напряжение, и размышлял о том, что он ответит Постороннему, когда тот вернётся. Но Посторонний не возвращался. Глаза Семёна Матвеевича предательски слипались. Минут сорок он стойко держался, затем неведомая сила повалила его на диван, и он заснул.
Поезд мчался вперёд в темноте ночи, не сбавляя ход и разбрызгивая огоньки окон вдоль всего железнодорожного пути. Непроницаемая