оборвалась, и перед глазами его предстали московские просторы. Где-то вдали кичливо тянулись вверх небоскрёбы. Ближе мелькали прокопченные, наверное, ещё со времён существования паровозов, кирпичные домики. Возле некоторых из них сушилось бельё, как свидетельство того, что жизнь здесь не прекращалась ни на минуту. Гордые в своём блеске небоскрёбы не могли бы похвастаться такими признаками жизни возле своих подъездов. Вагон проплывал мимо автомобильных пробок, озабоченных уличных торговцев, заброшенных и кипящих работой строек, автостоянок, больших и маленьких магазинов, вновь автомобильных пробок, пустых и заполненных станций электричек, метро и прочей человеческой суеты, которая и составляет суть этого большого города. Движение вагона, мерный стук колёс, проплывающие за окном пейзажи вызвали у Семёна Матвеевича ни с чем не сравнимое чувство – чувство свободного полёта. На мгновение он ощутил, как парит над этой человеческой суетой, легко и безразлично оценивая её со стороны.
Внезапный грохот и мелькание перед глазами возвратили Семёна Матвеевича на землю. Мимо проносился товарный поезд. Семён Матвеевич отпрянул от окна и вернулся в купе. Попутчик вполоборота к свету читал какую-то книгу. Семён Матвеевич заметил, что читал он не выпуская трость из второй руки и даже не сняв перчаток, а книга была довольно старая, скорее всего антикварная, и на немецком языке. Из-за книги мелькнули очки, очень похожие на пенсне. Незнакомец снял очки и отложил книгу на диван, рядом со шляпой.
– Вы с таким упоением рассматривали вид за окном, – обратился он к Семёну Матвеевичу. – Я сделал вывод, что вы романтик.
– Что вы, с моей-то профессией.
– А какая у вас профессия? Если это не тайна.
– Я психолог.
Глаза незнакомца излучали любопытство. Он пододвинулся поближе и склонил голову набок.
– А вы считаете, что психология с романтикой несовместимы?
– Между ними такая же дистанция, как между доктором и больным.
– Ну, кто из них романтик, я не спрашиваю. А вас не смущает то, что зачастую разграничение между душевно больным и его лекарем очень условно.
– Заезженный тезис, – бросил Семён Матвеевич небрежно. – И пусть я не психиатр, а психолог, я вам отвечу. Различие между ними безусловно и очевидно. Доктор отличается от душевно больного тем, что всё знает о болезни, а больной – нет. Если бы больной знал то же, что и доктор, то он не был бы душевнобольным. Душевные болезни – нематериальны, и осознание причин расстройства – это первый шаг к исцелению.
– Трудно возражать специалисту, пусть даже не психиатру. Всё это бесспорно! Но только в том случае, если сам доктор действительно знает всё. Ведь голова, согласитесь, это самое загадочное место в организме человека. В первую очередь нужно беречь собственную голову!
Семён Матвеевич открыл, было, рот, чтобы возразить, но задумался. Что имеет в виду этот странный незнакомец? На кого он намекает? И вообще, кто он? До сих