ать не было сил, поэтому поскреблась в дверь. Тишина… Хотя нет, все-таки я услышала позвякивание цепей и чьи-то едва слышные стоны. Каменные стены, а маленькое отверстие в потолке пропускало немного света. В этом жутком месте, в дневное время суток был полумрак.
В голове вертелась фраза: «Прибью гада». Какого гада я должна прибить, и где сей субъект сейчас находился, мне было неизвестно. Но чья-то воля меня сюда все же забросила?! Вспомнить бы, чья? Жутко хотелось нанести ответный визит. Побрела обратно в тот угол, где и очнулась. Села на ворох сырой соломы с гнилым мерзким запахом.
За дверью послышались шаги и позвякивание ключей. Тяжелая дверь распахнулась от сильного пинка. Я невольно поежилась. Кого я там ожидала увидеть? Явно не худощавого мужчину с приятной внешностью и суровыми стальными глазами.
– Привет, сладкая. Как тебе тут, нравится? Постелька мягкая? – изверг принюхался и с удовольствием расплылся в улыбке. Видимо, то, что он увидел, привело его в хорошее, расположение духа.
Ответить я ничего не смогла, но хотя очень хотелось. Опухший язык отказывался шевелиться. Изверга это очень расстроило, и он приказал охраннику позвать лекаря.
Мое зрение вдруг стало терять четкие границы: все троилось и наплывало друг на друга, и только голос все еще слышался в моем угасающем сознании:
– Потеряешь ее душу, я твою сожру. Она мне тут нужна!
***
Как же тепло и уютно дома, что не хочется вставать и идти на работу, ведь на улице холодно и ветрено. Сквозь пелену сна я слышала отголоски ветра. Высунула из-под одеяла ногу и сразу же спрятала обратно. Сквозь дрему я услышала голос, который слышать была не должна. В квартире я живу одна, ну, не считая любимых рыбок, которые, как известно, молчат. Но я не успела удивиться, как мое сознание опять провалилось в сон.
***
– Госпожа, я вам бульон принесла. Лекарь сказал, что вам нужно его выпить.
Разлепив кое-как веки, я широко распахнула глаза. Девушка, вернее, девочка, испуганно смотрела на меня. Ее руки, держащие поднос, мелко дрожали, выдавая волнение. Она неуверенно приблизилась к кровати, поставив поднос на прикроватный столик. Девчушка, увидев мои неудачные попытки подняться, помогла сесть. Откуда в таком хрупком теле столько силы? Загадка. Её маленькие руки были натруженными: грубая кожа и мозоли на пальцах. Было очевидным, что она привыкла к тяжелой работе.
Я все еще туманным взглядом скользнула по комнате. Светло-голубые стены с несколькими картинами, изображающими морские пейзажи; тёмные доски пола, покрытые пушистым ковром цвета морской волны; косметический столик с пуфиком, перед ним пара вычурных кресел с обивкой в тон стенам. Вот и все, что я смогла рассмотреть с огромной кровати сквозь полупрозрачную белую ткань лёгкого балдахина.
Да, и ещё цветы. Цветы всех оттенков синего. Они были везде: в вазах, вазонах, плоских плошках, в кашпо, свисающих с потолка, в гирлянде над кроватью. В общем, везде, куда падал мой взгляд.
Зашторенное окно, и непонятно, какой сейчас час. Мягкое освещение. Светильников я не увидела. Возможно, они и были, но моему взору они были не доступны. Мой желудок недовольно буркнул, когда до носа дошел аромат бульона.
– Пейте, госпожа. Вам нужны силы для…
Для чего она не успела сказать, потому что дверь в спальню распахнулась, и появился он во всей своей красе. Мое лицо перекосилось от омерзения. Одного его взгляда было достаточно, чтобы девочка, не говоря ни слова, мышкой выскользнула за дверь.
– Здравствуй, любовь моя. Как тебе спалось? Где тебе комфортней спится? Тут или в темнице на голых камнях?
Его красивое и благородное лицо мне было почему-то ненавистно. А почему, не могла вспомнить. Пока не разберусь, что и как, придется играть роль дурочки. Прикинусь веником, потерявшим память, что, впрочем, так и было. Мне и лгать-то не придется.
– С тобой, дорогой, мне везде комфортно, – прошептала я. – Силы мои еще не восстановились. Ты иди куда шел, а я отдохну.
Что-то лицо милого изменилось, его взгляд стал недоуменным. Очевидно, он хотел увидеть жалкую и растоптанную женщину, которая после мучений в подвале, будет жутко ему благодарна за комфорт, тепло и чистоту. Хоть мой разум его и не помнил, но тело обмануть было нельзя. Тело помнило все…
Надеюсь, он мое лицо не тронул. Слова дались мне с трудом, и голова моя тяжело опустилась на подушку. Сознание затуманилось, и окружающая реальность перестала существовать…
***
– Черт, черт, – поминала я нечистого, несясь в ванную. – Проспала!
Я опаздывала на работу. У нас установили на проходной электронные пропуска, которые фиксировали уход и приход сотрудников. Опоздание – выговор и вычет из премии. Хоть у меня и были поблажки на этот счет, работа секретарем у руководителя завода, но все же не стоило злить руководство. И под его горячую руку попадать не хотелось. Бегом, все бегом: то колготки не натягиваются, то молния не застегивается, то телефон звенит, как оглашенный. Аааа… Телефон, ах, ты, зараза! Будь ты неладный, где же ты?
– Марина, бегом