близко иногда показываются.
Разобрав после обеденного перекура инструмент, рабочие разошлись по насыпи. Послышались глухие удары путейских молотков о костыли.
– Здесь со временем станция будет? – спросил Магеллан.
– Да. Пока разъезд, но после непременно вырастет до станции. И место удачное. Не случайно отсюда и проложили узкоколейную нитку до Часовинской пристани. Двадцать с лишним верст.
Вынув часы, Магеллан прищелкнул языком:
– Скоро и дрезина подкатит, пойдемте к платформе.
– Минутку, – Покровский перекинул с ладони на ладонь широкую прямоугольную доску, что лежала в сложенном неподалеку штабеле. Нагнувшись, вынул из прогорающего костра стальной прут, острый конец которого раскалился до лиловой синевы. Магеллан хотел еще раньше спросить, зачем товарищ железку в угли воткнул?
Пристроив доску перед собой на снегу, Алексей принялся медленно выжигать название новой станции. Оторвавшись от задымившей доски, Алексей воткнул горячий прут в снег. Зашипело.
– Тап-ту-га-ры. Таптугары, – громко прочитал Магеллан, приняв доску в свои руки. – В честь их? – кивнул он в сторону севера.
Покровский словно не услышал. Повернув лицо, пристально стал вглядываться в белые, оплывшие морозным утренним туманом сопки…
Глава 9
На реке теснились тяжелые забереги. Ветер смел снег со льда, и тот тускло блестел, усеянный маленькими пупырышками. С обрыва когтятся черные корни наклонившихся над руслом лиственниц. По берегу тянется густой тальник. Заросли раздвинулись, и показалась темная фигура. Человек замер, оглядываясь вокруг. На корточках скатился на лед. Отряхнулся от снега. Затем долго шел вдоль берега.
На крутой возвышенности, словно сторожевой заставой, высился дом. За воротами высоченного забора взорвались лаем псы, гремя коваными цепями. Человек с минуту постоял перед воротами, топча снег, затем резко постучал чем-то металлическим в тесовую плаху. На высоком крыльце в полузамерзшем оконце веранды мелькнуло на секунду-две чье-то лицо и исчезло. Собаки смолкли. Человека впустили внутрь.
В горнице жарко. Пахнет свежей квашней. Человек медленно стал расстегивать верхнюю одежду, сырую от таявшего снега.
– А хозяина нет, – доложил чернявый парень незнакомцу. Тот перестал раздеваться. О чем-то задумался. Наверное, о том, что без хозяина едва ли впустили бы незнакомого человека в дом Емельяна Никифоровича Размахнина. Человек стоял, держа полушубок.
– Как же так, что нет? – хрипло проговорил он. Крючковатый нос дрогнул. – Емельян Никифорович завсегда в такую пору находится дома. Ждет заготовителей.
– Говорю же, в отъезде он, – повторил чернявый. Незваный гость, сжимая шапку в руке, скосил глаза в сторону, словно прислушиваясь к чему-то.
– Да вы раздевайтесь, не зазря же сюда столько верст киселя хлебали. Издалека, поди? Отдохнете, перекусите, а там, глядишь, и хозяин подоспеет. Обещал вернуться еще третьего дня. А если заготовители приедут, мы-то на что? – пожалел старика Алексашка.
– Кто