свирепый лай и еще более свирепое рычание.
Не собачье – кого-то покрупней собаки.
Дедко заколотил еще неистовей.
Поначалу по ту сторону никто, кроме бесновавшегося зверья, не отзывался. Однако время спустя бедлам затих и голос, не понять, мужской или женский, проскрипел:
– Кого лихо несет?
– Открывай, колченогая! – взревел Дедко, и псы за воротами вновь зашлись от ярости.
– Нишкнить! – прикрикнул на них тот же скрипучий голос.
Застонал отодвигаемый засов. Ворота, однако ж, остались неподвижны. Отворилась махонькая калиточка. Дедко пихнул Мальца вперед, тот с разбегу влетел в калиточку, запнулся и упал бы, кабы не сгребли его две мощные мохнатые лапы. Вонючий хищный дух жаром обдал лицо. Малец увидал над собой раззявленную пасть и заорал от ужаса.
– Брось, Топтун! Брось его! – раздался окрик, и медведь с очень большой неохотой отпустил отрока.
– Затворяй, любезная моя! – веселым голосом гаркнул за спиной Дедко.
Малец во все глаза глядел на распатланную старуху, шуганувшую мишку.
А старуха, подбоченясь, глядела на Дедку.
– Раскомандовался! – вороной каркнула она. – За чем пожаловал, старый?
– От те и здрасьте! – закричал Дедко еще погромче и веселее. – Мы с дороги, устали, а ты!.. Ни воды помыться, ни еды поесть. Пшел, мохномордый! – Дедко замахнулся клюкой на медведя. Зверь так и шарахнулся. Не клюки испугался, ясное дело, а ведуна. Этакую зверюгу не то что клюкой, оглоблей огреешь – не заметит. Здоровущий. Такого в лесу встретить – лихое лихо.
– Помыться вам… – проворчала старуха.
Иль не старуха? Малец никак не мог взять в толк, сколько ей лет. При луне-то много не разглядишь…
– Помыться… Сама он сколь не мылась, а иные, знаш, вон и вовсе не моются – и ничё!
– Сёдни помоешься! – заявил Дедко. – Вишь, кого я привел? – Дедко подтолкнул Мальца наперед. – Видный отрок!
– Не больно-то виден! – буркнула хозяйка. – Только визжать здоров. Мало не оглохла!
– В дом веди, старая! – повелительно сказал Дедко. – Хорош лясы точить!
– Да уж как прикажете, гости нежданные! – Старуха фыркнула и, поворотясь, пошла к крыльцу. Заметно прихрамывала. Колченогая.
Дом был старый-престарый. И большой. В сенях на полке горела толстая свеча. Хозяйка взяла ее на ходу и похромала вверх по лестнице. Малец углядел: стены да перильца сплошь покрыты затейливой резьбой и черным-черны. Закопчены, что ли?
– Холодно у меня! – недовольно сообщила старуха.
– Ничё! – бодро отозвался Дедко. – Отрок протопит, коли дрова есть.
– Дрова есть, да печь холодна!
– Ничё! Он у меня мастак!
Малец слушал эти речи и чуял: за обычными словами что-то упрятано. Словно бы и слова эти заранее сговорены, кому что сказать…
Что-то мягкое прижалось к ноге. Малец аж подпрыгнул от неожиданности. И застыдился, углядев кота. Кот, черный, жирный, пушистый, тоже шарахнулся от Мальцева прыжка и фыркнул недовольно.
Старуха