вот, я пошёл к пшеничному полю… А там меня мужики позвали.
– Сколько их было?
– Три, три мужика было, боярин, – сминая от волнения в руках шапку, стоял перед ними Теодорка.
– И что они сказали тебе?
– Сказали, что вот тут в пшенице боярышня лежит мёртвая и что нужно мне бежать на двор и сказать любому боярскому холопу о своей находке.
– А сами они, почему не захотели сообщить эту весть?
– А сами они трусили сильно и просили не говорить, что это они попросили…
– Похоже, не врёт, малец-то, – наклонив голову к столу, тихо произнёс боярин Усов.
– А узнать ты этих мужиков сможешь? – спросил боярин Скобелев, не спуская с Теодора тёмного мрачного взгляда.
– Конечно, смогу, боярин. Я же их, как вас сейчас, видел, – воскликнул Теодор.
– Обещали ли они тебе плату какую за этот донос? Ну, чего глаза-то опускаешь? Прямо мне смотри и отвечай, как подобает юноше, – негромко произнёс боярин Усов.
Теодорка быстро-быстро заморгал глазами, рот у него скривился и, неопределённо пожав плечами, он уставился в глаза боярину Усову и с трудом выдавил из себя:
– Да – обещали. Пять копеечек пообещали.
– Ишь ты, не пожадничали, – покачал головой боярин Усов Семён Иванович. – Богато живут твои холопы, Светозар Алексеевич. Пуд ржи, однако, можно купить.
– Вот мы про то сейчас всё и узнаем. Эй, Устин, иди на двор и зови всех мужиков. Всех до единого! – вызверился боярин Скобелев.
– Бегу, уже бегу, батюшка! – неожиданно из тени в углу комнаты появился Устин и, торопливо поклонившись боярам в пояс, исчез за дверью.
– Иди-ка и ты сюда, скоморох, – неожиданно боярин Скобелев обратился к стоявшему поодаль Ратмиру и махнул рукой Теодорке: – Ты, малец, брысь в угол и сиди тихо, пока не понадобишься.
Теодорка растерянно заморгал глазами, но подошедший к нему Ратмир приобнял его за плечи и слегка подтолкнул в спину: – Всё хорошо, Теодор. Успокойся и иди, посиди вон в том углу. Потом, когда всё кончится – пойдём к нашим. С боярского позволения, – громко добавил он, кинув быстрый взгляд на сидевших за большим столом бояр.
– Всё только начинается, – вздохнул боярин Пешков. – Скажи-ка мне, скоморох. Вот годами-то ты уже мужик, а борода твоя где? Иль ты нехристь какой? Иль басурманин?
Ратмир проводил взглядом исчезнувшего в тёмном углу Теодора и покачал головой:
– Доля скоморошья такая. В нашем деле бабам возможности играть мало, а потому приходится нашему брату за них отдуваться – в танце или в былине какой за бабу играть. Очень народу нравится, когда мужик дуру-бабу забавно изображает. А с бородой да усами это невозможно.
– Кинжалом каким морду-то свою шкребёшь? Ишь, какая гладкая, – произнёс неодобрительно боярин Пешков и спохватился: – Ох , не о том я… Прости, Господи, душу мою грешную. Нечего тут нам зубы заговаривать! Отвечай, вчера вечером и в ночь, где был?
– Так вечером на именинах боярина Светозара Алексеевича мы потешки представляли. И ваша светлость,