должны были отступить.
Основываясь на том, что я русский подданный, я хотел жаловаться паше чрез консула, но отец мой, боясь мщения, упросил меня оставить дело так, благо главная наша цель достигнута.
Недели три у нас в доме все шло хорошо; сестра кончила свою эпитимью, сама стала заниматься домашними работами; говорила с нами, пропела уж раз и песню по-старому. Но раз (мы сидели с ней на террасе, она шила, я читал) подошел к ней серый котенок, которого подарил ей Хафуз и которого мы вовсе забыли – и стал ласкаться.
Хризо схватила котенка и вскрикнула:
– Кошечка, моя кошечка хорошая! Душу мою вырвать из меня ты пришла!
И рыдая, упала ниц.
После этого мы решились отправить ее в Константинополь; она не противилась, и я, надеясь лучше других развлечь и утешить ее, взялся сам везти ее. Ей сшили два новых шёлковых платья; зная слабость наших к модным вещам, я обещал ей купить в Константинополе такую шляпку, какие сами посланницы носят. Она во всем слушалась меня, казалось, с удовольствием. Взяли мы с собой еще одну старушку, у которой в Константинополе был сын, и уехали на рассвете. Погода стояла теплая, море было гладко, и к вечеру мы уже были в Сире. Я повел ее гулять, показывал церкви; водил в Верхнюю Сиру, угощал мороженым. В церкви она помолилась усердно и поставила свечку, одной бедной женщине подала милостыню; шоколаду попросила другую порцию, смеялась иногда.
«Слава Богу!» – думал я и благословил мою умную, хитрую Ревекку.
Из Сиры мы выехали утром на пароходе Ллойда. Капитан был очень ловкий и любезный человек, он окружал сестру вниманием с первой минуты нашего появления на пароходе. Я посоветовал сестре не стыдиться и быть свободною и разговорчивою как дома, и она послушалась меня, отвечала просто и мило капитану и сама его забавно расспрашивала:
– Есть у вас жена? – говорила она. – Где она?
– В Триесте, – отвечал капитан.
– Ба! – воскликнула Хризо, – и вы все так, без нее? И она без вас! Это очень неприятно!
Около полудня из кают первого класса вышел некто Хамид-паша; он ехал откуда-то чрез Сиру в Константинополь, недели две тому назад заболел, остался в Сире и теперь только тронулся снова в путь.
На нашего критского пашу он не был похож: толстый, седой, простой и молчаливый… все курил чубук и беспрестанно подзывал к себе армянина, юношу-красавца, который с поклонами и, казалось мне, с притворною робостью прислуживал ему. Паша его звал не иначе, как «дитя мое!»
Накурился паша, наелся и повеселел. Любовался на море и со мной заговорил.
– Это ваша фамилия (т. е. жена)? – спросил он, указывая пальцем на сестру.
Я отвечал, что это сестра моя, подозвал Хризо и пригласил ее сесть с нами. Паша обратился к ней чрез драгомана с гордою благосклонностью.
– В первый раз в Стамбул едете?
– В первый раз.
– Аллах! Увидите там много хорошего! Все эти моды для кокон! И наш старый Стамбул