дела, отправился в свободное плавание.
Громов улыбнулся, вспомнив, как товарищ полковник сообщил ему, что он не прошел аттестацию.
Оба прекрасно понимали, что это неправда, что на его место метил племянник начальника криминальной полиции, вчерашний студент, которому дядя обещал теплое местечко. И хотя это место вовсе не было теплым – у Громова хватало головной боли, – Виталий знал, как работают некоторые «блатники».
Спору нет, среди них иногда попадались порядочные люди, старавшиеся не оставать от коллег, однако были и наглецы, редко посещавшие работу и державшие пальцы веером.
Кто займет место Громова, Виталия не интересовало. Пусть об этом беспокоится начальство. Он уже решил, чем будет заниматься дальше.
Раз государство не запрещает открывать частные детективные агентства, Громов попытается вклиниться в эту пока не очень заполненную нишу. Молодой человек даже присмотрел офис. Конечно, аренда обойдется ему недешево, но не принимать же посетителей в своей квартире. Собственный офис всегда придает солидность его нанимателю.
Что бы такое внести в дизайн, чтобы было еще солиднее? Виталий запустил руку в густые пшеничные волосы – этакую курчавую шапку, которая всегда трудно поддавалась расчесыванию, – и потянулся за джинсами, небрежно брошенными на стуле, собираясь принять душ и позавтракать, когда смартфон разразился мелодией Бетховена – фрагментом из «Лунной сонаты», так любимой его дядей Вадимом Сергеевичем Воронцовым, готовым слушать ее ежедневно часами.
Круглое розовощекое лицо Громова озарилось лучезарной улыбкой.
Дядя был для него всем, он взял Виталика к себе, когда его родители – военные врачи – погибли в Афганистане. Тогда еще была жива тетя Лиля, его жена, заменившая Громову мать, очень добрая, хлебосольная женщина, напоминавшая казачек: высокая, стройная, с толстой косой, оплетавшей голову. Их дочь, Света, походила на мать как две капли воды, сын Леня пошел в отца: те же льняные волосы, белая кожа, курносый нос, усыпанный мелкими шоколадными веснушками, пухлые губы и зеленые бирюзовые глаза.
Тетя Лиля никогда не подчеркивала разницу между родными детьми и племянником, и двоюродные братья и сестра чувствовали себя родными.
Дядя Вадик несколько раз предлагал Виталику, чтобы тот называл их с Лилей отцом и матерью, и мальчик честно пытался пару раз выговорить сокровенные слова, однако у него ничего не получилось. Большая фотография родителей, молодых и красивых, стоявшая на комоде, мешала это сделать.
Нет, Вадим и Лиля – люди родные, спору нет, но не настоящие папа и мама. Об этом и сказал им Виталик, и Воронцовы поняли, не стали настаивать и ничуть не изменили своего отношения к племяннику. Виталий провел пальцем по большому экрану смартфона:
– Да, дядя Вадим!
– О, он уже не спит! – раздался бас Воронцова, и вся квартира будто наполнилась светлой музыкой. – Молодец! Я думал, дрыхнешь. Ты же теперь безработный.
– Дядя, мне всего тридцатник, если вы об этом помните, – усмехнулся Виталий. –