is a ball, there is a party.
Where will proceed my naughty partner?
What place he’ll go to visit first?
He’ll manage all of it, of course.
And so far in a morning clothing,
In a wide hat la Bolivar
Onegin drives to boulevard,
And in the open air keeps strolling
Till sleepless Breguet rings him that
It is your lunchtime, don’t forget.
XVI
Уж тёмно: в санки он садится
«Пади, пади!» – раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром Лимбургским живым
И ананасом золотым.
XVII
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит,
Что новый начался балет.
Театра злой законодатель,
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почетный гражданин кулис,
Онегин полетел к театру,
Где каждый, вольностью дыша,
Готов охлопать entrechat,
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать (для того,
Чтоб только слышали его).
XVI
It’s getting dark, he takes a sleigh,
“Gee up” – an eager cabman cries,
His beaver collar in night shade
By frosty crystals sparks and shines.
To chef Talon[6] he speeds aware
Kaverin is awaiting there.
Gets in, – a cork with pop springs up,
And wine like comet jets to cup,
Here is a roast beef’s bloodstained slice,
And truffles – splendor for the youth,
French cuisine’s the highest proof,
And Strasburg pie so neatly lies
Between a slice of Limburg cheese
And a pineapple’s golden piece.
XVII
The thirst for goblets still requires
To quench the cutlets’ fiery fat,
But Breguet watch’s bell reminds:
The theatre a new ballet sets.
The stage’s vicious fashion maker,
The charming actresses’ caretaker,
The well-known youthful theatre sage
And honored dweller of backstage,
Onegin speeded to the theatre,
Where everyone feels free and sage
To hiss an actor off the stage,
To catcall Ph(a)edra, Cleopatra,
To call Moina[7] (to attract
Attention to himself by that).
XVIII
Волшебный край! там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слез, рукоплесканий
С младой Семеновой делил;
Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый;
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой,
Там и Дидло венчался славой,
Там, там под сению кулис
Младые дни мои неслись.
XIX
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?
XVIII
A magic land! There in old years
The