момент… Когда не захочется прятаться от мира, утирая в ночи слезы от безысходности и одиночества, а захочется тихо петь от счастья…»
За окном прокатился отдалённый раскатать грома, небосвод на долю секунды озарила вспышка молнии. «Ну вот, что я говорила?» – всплеснула руками Любовь Купидоновна и направилась закрывать окно. – «Буря, скоро грянет буря… В чём фишка?»
Глава четвёртая. Дальше – больше!
«Интересно, где сейчас мой Человек?..» – Амурова подошла к окну, но вместо того, чтобы закрыть фрамугу, распахнула настежь створки и задумчиво оглядела окрестности. На улице под первыми каплями зачинавшегося ливня пытался гулять своего в меру небритого хозяина давно уже требовавший стрижки жизнерадостный пёс. В окне напротив за занавешенными легкими шторами играли спектакль театра теней два активно жестикулировавших силуэта, в которых, если приглядеться и немного домыслить, можно было предположить пару любовников, готовящихся в обеденный перерыв занырнуть в быстрый омут постполуденного адюльтера.
«…Какого цвета у него глаза? Что он пьёт по утрам, по каким улицам гуляет, о чём мечтает в полуночной тишине, какое у него имя…» – Любовь Купидоновна прикурила тонкую сигарету с зелёным колечком на фильтре и продолжила наблюдать за происходящим в окнах напротив. «Имя… В стремительном потоке имён за всю жизнь можно никогда не встретить своё родное. Можно миллион раз входить в бурную реку головокружительных отношений или в тихий омут тайных встреч, но так и не столкнуться с миром, хоть чуточку похожим на свой собственный».
Занавески напротив расшторились, явив взгляду Амуровой абсолютно голого мужчину, пытающегося с боями отворить створки окна. Получалось с трудом. По всему было видно, что ему это было покамест в новинку.
– Да ни от кого я тебя не скрываю! Вот, пускай все всё видят! Нет у меня ни от кого никаких тайн! – крикнул мужчина за себя, в конце концов подчинив шпингалет собственной порывистой воле.
– Не истери! Истерика – это аллергия на обиды, – ответил ему волевой женский голос из глубины, открывшейся взгляду Амуровой просторной комнаты с широкой двуспальной кроватью, называемую в народе «сексодромом».
«Оба-на! Какие люди и без трусов!» – только и смогла, что охнуть Любовь Купидоновна, узнав в нагом импульсивном отворяльщике не кого иного, а Раздрая Коллективовича Разрушаева, противного внешне и внутренне кризисного менеджера, не так давно пришедшего в их тихое и спокойное «Кое-где» неизвестно откуда. Методы, которые он использовал в своей работе были теми ещё. Раздрай не то, что «менеджерил», он просто-таки изображал из себя Верховного, гнобя и понукая всех и вся за каждую малейшую провинность. За это он фактически сразу же получил среди конторских партийную кличку «Раздай».
Импульсивный порыв Разрушаева, помимо ничем не прикрытых достаточно внушительных достоинств своего обладателя, во всей красе