Быть может, ей просто хотелось доказать, что она нормальная и её тоже можно любить? Какие бы мотивы ею ни двигали, позже, лёжа дома без сна, Кирста чувствовала лишь омерзение к себе – словно она позволила запятнать себя чему-то грязному. Не было ни прилива энергии, ни чувства торжества – лишь стыд и тошнота, подкатывающая к горлу.
Затем она повстречалась с Сивилистой.
Если бы не она, жизнь Кирсты была бы совсем безрадостной. Сивилиста была единственной душой, которой Кирста могла излить хотя бы толику своей боли. Кирста даже не могла толком вспомнить, как именно они познакомились – кажется, однажды сидели рядом в таверне, и Сивилиста чуть не столкнула локтем её кружку. Тогда они перебросились всего парой шутливых, ничего не значащих фраз. Но через пару недель они снова столкнулись за одним столом – и на этот раз разговор вышел немного длиннее. Как и прочие посетители, они болтали обо всяких пустяках, но Сивилиста была уже зрелой, прожившей не один десяток лет женщиной, и Кирсту не могло не изумить, с какой простотой и радушием та держалась. Поначалу Кирста сильно смущалась, старалась обращаться на “вы” и, одним словом, сохранять необходимый пиетет перед старшими, но беззаботность и ласка Сивилисты вскоре разбили этот лёд. Незаметно для себя Кирста увлеклась этой энергичной, красивой и всегда полной оптимизма женщиной. Сивилиста даже не подозревала, что её неунывающий настрой стал той самой жизненно важной поддержкой для Кирсты, которую юная дроу нигде не могла найти. Она обладала сверхъестественной интуицией и всегда угадывала мрачное настроение Кирсты, в такие встречи не докучая общением; её непринуждённые, оживлённые мягким чувством юмора беседы развлекали, не становясь навязчивыми, а светившийся в спокойном взгляде ум позволял удивить Кирсту дельным советом даже в разговоре о самых пустячных вещах. Она умела настолько тонко чувствовать собеседника, что Кирста, пожалуй, при всём желании не могла бы найти ни раза, когда бы та раздражала её. “…Почему она не моя мама?..” Казалось, существование настолько идеального собеседника было невозможно. И всё же, Сивилиста сидела перед Кирстой каждую пятницу. Единственное, что вызывало недоумение – почему столь незаурядная женщина проводит так много вечеров одна в трактире. И, как-то месяц спустя таких встреч – поначалу редких и неуверенных, а затем всё более тёплых и назначенных в условленный час – Кирста наконец решилась спросить.
Несмотря на всё обаяние Сивилисты, Кирста отнюдь не стремилась продолжать дружбу в том, реальном мире, предпочитая наслаждаться иллюзорным счастьем таверны. Жизнь несла с собой проблемы и противоречия, которые так часто разрушали отношения, и поэтому в глубине души Кирста боялась той минуты, когда всё должно будет всплыть на поверхность – словно вместе с буднями, тревогой о поисках работы и вечерней раздражительностью разрушится и их лёгкая беззаботная дружба. Но Сивилиста сама её к этому подтолкнула, как-то раз пошутив, как бы родные Кирсты не обеспокоились,