наполнял глотку целой ораве. Может быть, поэтому столько пил и не пьянел. Наверное, в моем энергетическом поле таких помощников присосаться к бутылке было хоть отбавляй. Если и вправду так, тогда у меня нет ни малейшего понятия, что с ними сталось, когда я загнулся, – наверное, смылись в поисках нового пристанища, так надо думать.
Логика во всем этом, конечно, была. Но, даже на мгновение примерив к себе вероятность такого исхода, я тут же его отбросил. Я на самом деле далек от мысли, что Бог – существо злобное, карающее и осуждающее, которому нет большей радости, чем швырнуть меня в вечный огонь за то, что в жизни я где-то повел себя не так. Не верил я и в ад, за исключением разве того рукотворного, что мы создали сами для себя на Земле. В моем представлении Бог – свой парень, любящий и прощающий, и самое последнее, что у Него на уме, – осудить тебя. Даже в те времена, когда я вел себя совсем паскудно, я все равно нисколько не сомневался, что Он примет меня без всяких оговорок, стоит мне показаться у Небесных врат.
А значит, я недолго обдумывал эту стратегию. Мне вовсе не хотелось болтаться на земном плане, обитая в чьем-то теле, хотя, должен признать, в свое собственное я по-прежнему стремился вернуться, чтобы продолжить свой путь в облике человека. Оставалось еще так много всего, что мне хотелось бы сделать. Как я уже упоминал раньше, я только-только обрел в жизни цель – в работе, за которую недавно взялся. Она давала мне и личное удовлетворение, и приносила пользу другим людям. Мне хотелось так много еще успеть сделать.
– Позволю себе предположить следующее, – сказал я моему новому приятелю, который теперь казался мне таким несчастным, напуганным и удрученным. – Думаю, тут ты ошибаешься. Бог, как мне кажется, простит тебя. Он понимает, что это у тебя характер был такой, склонный к зависимости. Она проявлялась и через алкоголь, и через секс, так что какой с тебя спрос? Он поймет. Кроме того, как бы сильно ни хотелось мне вернуться обратно, меня не прельщает идея пристроить мою энергию в теле кого-то там еще. Пусть оно, это тело, будет или только мое, или вообще никакого не будет. Поэтому я собираюсь ответить на призыв, который чувствую, – призыв двинуться к Свету. Почему бы и тебе не пойти со мной? Не исключено, что мне можно будет заступиться за тебя, если тебе вдруг придется нелегко там, у врат. Что ты думаешь?
– А как же с этим быть? – сказал он, показав на памятник, установленный на обочине его близкими. – Разве я не обязан все время быть рядом? Не почувствует ли моя семья, что я бросил их всех? Не сомневаюсь, они поймут, что меня здесь больше нет.
– Даже если и так, это их проблема. Они сами должны разобраться со своей скорбью и гневом, всем тем, что касается твоей жизни и твоей смерти. А то, что ты будешь и дальше слоняться тут, ничем им уже не поможет. Тем более это твое чувство вины не дает тебе оставить место – только оно, и ничто иное. Так что пусть этот памятник стоит, где стоял, а нам пора уходить.
В нем определенно происходила какая-то внутренняя борьба. Страх