естественного языка, т. е. благодаря тому, что в этот язык входят и предложения, и имена этих предложений, и семантические предикаты – «обозначать», «истинно», «выполнять» и т. п. Для устранения подобных парадоксов А. Тарский считает необходимым разделить язык на две части:
1) объектный язык и
2) метаязык.
Определение истины должно формулироваться только в метаязыке. В этом случае парадоксов не возникает и по этой причине семантическое понятие истины не только является одним из основных понятий логической семантики, оно существенно уточняет и общефилософское представление об истине.
Кроме А. Тарского, данную проблему изучали и другие математики. К аналогичным выводам о необходимости системы двух языков почти одновременно пришли и К. Гедель (1906–1978) [83], и А. Черч (1903–1995) [87]. Некоторые важные результаты в данном направлении были высказаны еще Г. В. Лейбницем (1646–1716) [67]. В отличие от них, А. Тарский наиболее приблизился к идее семантики, используя ее в паре «истинность – семантика».
Следует обратить внимание на огромную временную дистанцию между появлением определений по Аристотелю (IV в. до н. э.) и по А. Тарскому (ХХ в. н. э.). Видимо, в течение 24 веков человечество вполне довольствовалось только лишь определением Аристотеля.
Для любого из этих определений истинность достигается за счет включения нормативно-ценностных факторов образования и функционирования знания в единую систему критериев, а не за счет абстрагирования от них, отказа от их учета.
Надо уточнить сначала, что такое единая теория смысла знаний. Возьмем за основу утверждение, что именно семантика с координатой, называемой «истинность», лежит в основе смысла знаний. Но вся сложность здесь в том, что истинность слишком сильно связана с интуицией. А эта категория пока слишком мало изучена, здесь много мистики, но если бы найти возможность ее формализовать, то в итоге получилась бы та количественная мера, которую можно было бы положить в основу методического инструментария оценки смысла знаний.
И многие исследователи брались за исследование этой проблемы. Но здесь выявляется следующее интересное обстоятельство. Во всех работах практически нет их продолжения, нет развития этих идей. Создается впечатление, что у этих исследователей весь результат сводится только к общим словам и благим пожеланиям. Они, безусловно, очень правильные, полезные, интересные, но не обладают конструктивным потенциалом, там нет методик, а следовательно, отсюда исходит невозможность их практической реализации.
Как мы видим, именно поэтому представляется целесообразным как один из вариантов, который предположительно будет иметь внедренческое продолжение, рассмотреть проблему истинности с позиций такого сложнейшего и универсального устройства, как мозг. Потому что мозг как устройство не только сам генерирует знания и одновременно получает знания от других, но также и определяет их истинность, формируя таким образом еще одну дополнительную