Я смутилась.
– Лучше отдай им сразу. А то они будут бить тебя каждую ночь.
– Но у меня нет денег! – почти закричала я.
Девочка смотрела на меня и равнодушно ковыряла в носу.
– Когда я вырасту, я уйду отсюда, – сообщила она. – Только это будет еще не скоро. Я не хочу с тобой дружить. Потому что, если я буду с тобой дружить, меня тоже будут бить.
– Почему же ты не уходишь? – Я уже плакала и ненавидела, ненавидела сразу всех: и эту сопливую замухрышку, и свою мать – как она посмела умереть и оставить меня совсем одну?! – и тех, кто меня сюда привез, и тех, других, кого я еще не видела, но кто скоро появится и будет меня бить…
– Со мной никто не дружит. – Она исподлобья смотрела, как я плачу, и вдруг сказала: – Не реви. Тут не любят тех, кто ревет. Таких бьют.
– У вас всех бьют! – выкрикнула я. – Ты сама это сказала!
– Да, – подтвердила сопливая неряха. – Всех. Но тех, кто плачет, бьют все время. И они все время плачут. Сколько тебе лет?
– Шесть, – ответила я. Теперь сопли текли у нас обеих.
– А с виду будто четыре. Ты очень маленькая, – сказала девочка. – На, возьми платок. Нам дают бумажные, это дешевле. Меня зовут Алла. Мне тоже шесть. Даже почти семь! У меня есть брат. Только я не знаю, где он. Когда я вырасту, я уйду отсюда и найду его. И куплю себе собаку. Свою собственную собаку, для себя одной. Я буду с ней гулять. Везде. Нас не пускают гулять везде. Я хочу убежать отсюда, чтобы гулять с собакой, где захочу, но отсюда нельзя убегать. Потому что потом наказывают.
– И бьют? – неожиданно спросила я.
– Нет. Наказывают. Не берут потом никуда. Долго. И не дают ничего. Никаких игрушек. И еще запирают в темной комнате. А потом бьют, да. Потому что остальные не любят тех, кто убегает. Они никого не любят. Но я буду любить собаку. А она будет любить меня и никогда не бросит. Я куплю большую собаку. Самую большую. Но она сначала будет маленькая, а потом вырастет. Щенок. У тебя был когда-нибудь щенок?
– Нет, – покачала головой я. – У меня… была мама…
– Щенок… – мечтательно продолжила Алла. – У меня один раз был! Я нашла его на улице, ну, возле гаражей. Там была большая собака, ничья. Она там жила, в дырке. Я сначала долго ходила, потому что она рычала. Носила еду. Тетка часто находила всякое, и я брала для собаки, она не замечала. Она ко мне привыкла, собака. Щенков было много… пять или шесть. Я все время хотела взять одного, но собака рычала. Хотя я ее кормила. Она все равно рычала. И прыгала на меня, когда я брала их на руки. Она была больше меня – вот такая! – Алла показала рукой выше моей головы. – Я хочу большую собаку. Я куплю себе такую, когда уйду отсюда! Но потом она куда-то делась… Я пришла – а собаки нет! И щенков нет! Я села на землю и заплакала. Тогда еще можно было плакать, когда попало. Я плакала, и мне так хотелось, чтобы остался хоть один щеночек! И вдруг он вылез! Он был такой коричневый… как плюшевый мишка! У тебя был когда-нибудь плюшевый мишка?
Я хотела сказать, что был и даже сейчас есть, но не успела ничего ответить, потому что Алла сама говорила как заведенная. Наверное, она долго