ясно:
Она растет и дышит, как трава.
Всю зиму клялся я, что невозможно
Любить сильней, – и, вижу, клялся ложно.
Но если этот эликсир, любовь,
Врачующий страданием страданье,
Не квинтэссенция, – но сочетанье
Всех зелий, горячащих мозг и кровь,
И он пропитан солнца ярким светом —
Любовь не может быть таким предметом
Абстрактным, как внушает нам Поэт —
Тот, у которого, по всем приметам,
Другой подруги, кроме Музы, нет.
Любовь – то созерцанье, то желанье;
Весна – ее Зенит,
Исток ее сиянья:
Так Солнце Весперу лучи дарит,
Так сок струится к почкам животворней,
Когда очнутся под землею корни.
Растет любовь, и множатся мечты.
Кругами расходясь от середины,
Как сферы Птолемеевы, едины.
Поскольку центр у них единый – ты!
Как новые налоги объявляют
Для нужд войны, а после забывают
Их отменить, – так новая весна
К любви неотвратимо добавляет
То, что зима убавить не вольна.
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Остерегись любить меня теперь:
Опасен этот поворот, поверь;
Участье позднее не возместит
Растраченные мною кровь и пыл,
Мне эта радость будет выше сил,
Она не возрожденье – смерть сулит.
Итак, чтобы любовью не сгубить,
Любя, остерегись меня любить.
Остерегись и ненависти злой,
Победу торжествуя надо мной:
Мне ненависти этой не снести;
Свое завоевание храня,
Ты не должна уничтожать меня,
Чтобы себе ущерб не нанести.
Итак, коль ненавидим я тобой,
Остерегись и ненависти злой.
Но вместе – и люби, и ненавидь,
Так можно крайность крайностью смягчить;
Люби – чтоб мне счастливым умереть,
И милосердно ненавидь, любя,
Чтоб счастья гнет я дольше мог терпеть;
Подмостками я стану для тебя.
Чтоб мог я жить и мог тебе служить,
Любовь моя, люби и ненавидь.
ГОДОВЩИНА
Все короли со всей их славой,
И шут, и лорд, и воин бравый,
И даже Солнце, что ведет отсчет
Годам, – состарились на целый год
С тех пор, как мы друг друга полюбили,
Весь мир на шаг придвинулся к могиле;
Лишь нашей страсти сносу нет,
Она не знает дряхлости примет,
Ни завтра, ни вчера – ни дней, ни лет,
Слепящ, как в первый миг, ее бессмертный свет.
Любимая, не суждено нам,
Увы, быть вместе погребенным;
Я знаю: смерть в могильной тесноте
Насытит мглой глаза и уши те,
Что мы питали нежными словами,
И клятвами, и жгучими слезами;
Но наши души обретут,
Встав из гробниц своих, иной приют,
Иную жизнь – блаженнее, чем тут, —
Когда тела – во прах, ввысь души отойдут.
Да, там вкусим мы лучшей доли,
Но как