спас немало жизней, – негромко заметил Мишель.
Кромптон рассмеялся:
– Наш Мишель верит, что королева-регент желает положить конец распрям между католиками и протестантами. А я в это не верю.
– Я не отрицаю, что есть люди, которые придерживаются иного мнения по этому вопросу. Я лишь говорю, что мы не должны еще больше раздувать конфликт. Нас будут судить еще строже, если окажется, что мы отказались принять предложенную нам оливковую ветвь.
– Этот эдикт, – возразил Кромптон, – как и все те, что были изданы до него, – всего лишь пустые слова. Его цель – создать иллюзию компромисса между требованиями католиков – под которыми я имею в виду герцога Гиза и его сторонников – и умеренных католиков при дворе. Фракция Гиза не намерена соблюдать его, ни в малейшей степени.
– Вы не можете этого знать, – сказал Мишель. Лоб его поблескивал от испарины. – Гиз сослан в свое имение в Жуанвиле. Его влияние ослабевает.
– Если вы в это верите, вы просто глупец! – взорвался Деверо.
– Филипп, что за поведение? – осадил его Кромптон.
– Папистские собаки! – взревел Бонне, грохнув кружкой о стол так, что расплескался эль.
– Гиз и его брат не были при дворе уже года полтора, – продолжал Мишель, пытаясь не задыхаться. – Опасно мазать всех католиков одним цветом. Это же именно то, что говорит о нас Гиз, как вы не понимаете? Он утверждает, что все протестанты – предатели Франции, мятежники, намеренные погубить страну. Он понимает, что это неправда, и все равно без конца это твердит.
Пит неоднократно участвовал в подобных дискуссиях, и предмет их был неизменно один и тот же: почему после многолетних гонений со стороны Генриха II они должны поверить, что его мать Екатерина, королева-регент, намерена теперь обращаться с ними справедливо?
– Бросьте, – протянул Деверо, – вы же отлично понимаете, что, если ложь повторять достаточно часто, вопреки вопиющим фактам, свидетельствующим о ровно противоположном, даже самые здравомыслящие люди рано или поздно начинают в нее верить. Вранье с легкостью становится общепринятой истиной.
Мишель покачал головой:
– Мир не делится только на черное и белое. Среди них есть множество умеренных католиков, которые хотят прийти к компромиссу, как и среди нас немало таких, кто стремится к миру и справедливости.
Кромптон наклонился вперед:
– Не те ли это самые «умеренные католики», которые сидели сложа руки и смотрели, как наших собратьев жестоко угнетают после Амбуазского заговора?
– Это был неуклюжий и опрометчивый план, который восстановил против нас очень многих, – отозвался Мишель.
Пит положил руку другу на плечо:
– Мишель прав. Заговор настроил общество против нас. Не забывайте, что в глазах многих герцог Гиз – спаситель Франции. Ведь это он задал англичанам трепку и вернул Кале Франции. – Он обернулся к Кромптону. – Прошу прощения, если я задел вас своими словами.
Кромптон покачал головой:
– Вы меня не задели. Моя шпага принадлежит