явно происходило – не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела.
– Ну, предположим… – командующий смотрел на Колчака отнюдь не по-доброму. – Кстати, достаточно убедительно и не противоречит логике. А можно полюбопытствовать: как и когда умру я? Если этого нельзя изменить, то не отвечайте.
– Это можно изменить, поэтому отвечу…
– Ещё одна оговорка, – забеспокоился адмирал. – Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще – приказываю молчать!
– Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ будущее. Вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому очень вас прошу: что бы ни произошло со мной – берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти.
– Стоп! – Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас…
– Александр Васильевич, я принял решение.
– Подчиняюсь ему без возражений, – наклонил голову Александр.
– Вы отправляетесь под арест…
– Слушаюсь!
– Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Я знаю – там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь – вам сообщат.
Глава 4
Тепло родного очага
«Лейтенант Бураков» доставил флаг-капитана на место. Вельбот с четырьмя матросами и мичманом подгрёб к деревянному пирсу.
– Спасибо, братцы! – поблагодарил гребцов Колчак. – Спасибо, Николай Евгеньевич! – это уже мичману.
– Хорошо отдохнуть, Александр Васильевич! – крикнул мичман с отходящего от пирса вельбота.
– Рад приветствовать ваше высокоблагородие, – поклонился встречающий на пирсе матрос. – Разрешите вещички принять?
Вещей у Александра было всего ничего – пара портфелей.
– Этот возьми!
– Есть, ваше высокоблагородие! – привычно вытянулся матрос.
– Пошли, что ли? – повелительно-вопросительно обратился Колчак к матросу.
– Так только вашего приказа и ждал, – пожал плечами парень и потопал по доскам пирса…
– Саня! – из-за подстриженных в лучших традициях Лувра кустов навстречу вышла жена. – Тебя Николай Оттович отпустил к нам? Надолго?
Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была «сногсшибательной и ослепительной», тем более что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами – она не ослепляла, она завораживала…
Колчак со стыдом вспомнил, насколько пренебрежительно он относился в «будущем» к своей жене, сколько страданий принёс этой чудесной женщине, которая его очень любила и постоянно прощала. Больше такому не