не съеденной
Луны
Боюсь
Голодного оскала
И яда
Бешеной слюны.
Боюсь –
Гурмана не оспорить.
Но словно,
Собственной беды
Боюсь напасть
У лукоморья
На кистепёрые
Следы.
Приятелю, который здравствует
Вот замолчал
Ещё один приятель.
Вчера в парную
Больше не пришёл.
Он подводил
Эпохам знаменатель,
А вышло так –
Себе черту подвёл.
Никто
К его черченью
Не причастен.
Холоп и бог –
Он сам себе судья.
Любой остаток –
Лютое несчастье
В деленье на два
Самого себя.
Он белым днём
Общественные свищи
Скрывал
Под полотнищем
Октября.
А вечером,
Свихнувшись
От стыдища,
Топил в сивухе
Бравый одобрямс.
И вдруг отрёкся,
Завязал,
Отрезал.
В державном-то
Застолье без конца.
Но не попасть чтоб
Под статью за трезвость,
Он залпом принял
Девять грамм
Свинца.
Целительные граммы
Опрокинув,
Себя он
Успокоил навсегда.
Перед людьми
Скруглил он молча
Спину,
Как у порога
Высшего суда.
Полип
Как мне судить
О поруганной публике?
Знаю о прошлом я
Меньше нуля.
Знаю:
Рванулась
Россия к республике,
Да поперхнулась
На первом же
Бублике.
Вот ведь какие
Пошли кренделя!
В лучшем же случае –
Мнимые знания.
А в остальном –
Отрицательный знак.
Больше насилия –
Меньше страдания.
Разум слабеет.
Но не обоняние.
Нос не затычка,
Всё хочется знать.
Непонимание –
Как глухомание.
Как ослепление –
Всё чересчур.
В тридцать кровавых –
Непонимание
Происходившего
Четвертования.
В происходящее
Вникнуть хочу.
Дырка от бублика –
Мелочней мелочи.
Гробу подспорье –
Дыра от петли!
Можно проверить.
Хватило бы
Смелости
Сунуть в дыру
Любопытный полип.
Сон?
Я антисионист.
Я думал:
Всё сказал.
Я думал:
Я горнист.
Я думал:
Стул – скала.
Я думал:
Всё бы смог.
Я думал:
Бой – судьба!
Стул выбит
Из-под ног.
Висит.
Молчит