испытывать. Испытание прервали.
Сталин вновь не выдержал и уже второй раз сорвался, стукнув кулаком по столу:
– Кто?!
– Ну уж, во всяком случае, не я. Если помните, в этот день ваши же научники слушали мою лекцию в химической лаборатории. Кстати, из пятнадцати человек там было только десять ученых, остальные – чекисты Берии. Спросите у них.
– Спросим, Юрий Альфредович, уже спрашиваем. Все арестованы. А этот, как его, – Сталин изобразил забывчивость и щелкнул пальцами, – такой, мутноглазый и бледнолицый убийца?
– Зафаэль? Ну что вы. Во-первых, он не убийца. То, что по вашей же кстати просьбе, иногда проводит вивисекцию среди партийного аппарата, так только потому, что не считает этих особей за людей. Он – крупный ученый, у него свои интересы в данных акциях. А во-вторых, видимо плохо умеете допрашивать. Зафаэль был в лаборатории вместе со мной. Еще вопросы?
Уже полностью успокоившись, вождь сидел в кресле, откинувшись на спинку, и мирно дымил в потолок. Уняв приступ паники, накативший еще вчера, с улыбкой сказал:
– Простите, товарищ Кнопмус. Немного погорячился, кавказская кровь, знаете ли. Если не затруднит, расскажите, что же там в итоге произошло.
Абрасакс с ухмылкой спросил:
– Неужели письмо от Берии вам не доставили? Ай-ай-ай. Наверное, секретарь виноват, потерял.
Сталина передернуло, но он сдержался.
– Письмо-то я получил. А вот откуда вам о нем известно? Неужто теперь и в Хранилище идут копии?
Кнопмус чуть наклонился к собеседнику и сощурив свои маленькие глазки тихо сказал:
– Я уже объяснял, Иосиф Виссарионович. Нам не надо перехватывать чьи-либо письма, секретные документы. Нам не надо даже иметь шпионов среди ваших людей. Будет нужно – обо всем узнаем и так. Смотрите сюда.
Кнопмус сжал правую руку в кулак, затем раскрыл ладонь и в ней засветился белый шарик. В нем было видно, как в соседнем кабинете заведующий канцелярией сидит и работает с документами.
Приблизив указательный палец левой руки к сфере – увеличил изображение. Слышно стало даже как шуршат бумаги.
Сжал обратно руку, разжал, и вот в ней уже ничего нет. Затем приложил палец к губам. Сталин понятливо кивнул.
– Снимаю свой вопрос, простите. Но раз так, то вернемся к тому, что же случилось на летно-испытательной станции в Тушино?
– Резон мне делиться с вами информацией? Что предложите взамен?
– А чего хотите вы сами?
Кнопмус встал и одернул френч. Привычно проведя рукой по наголо бритой голове, стал мерить широкими, буквально армейскими шагами, словно на плацу, кремлевский кабинет. Демонстративно изобразив на лице задумчивость, почесал рукой подбородок и, повернувшись к вождю, сказал тихо:
– Взамен ты, Коба, ни разу, никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах, больше не повысишь на меня голос. И учти, если вновь сорвешься, или, не дай разум, вообще вздумаешь пойти против Хранилища, тогда я забуду обо всех обязательствах. Понятно объяснил?
Сталин внутренне