Агата вновь появилась из ниоткуда. На всякий случай он решил начать с официального тона, но не смог – так велика была радость. – Но мы с Агатой… давно знакомы: она – сестра моей жены… Вы позволите мне поговорить с ней?
Агата, проведшая все эти дни в двадцатиоднодневном голодании и молитвах о прощении, которые сама себе назначила в наказание за грех, который совершила, теперь уже просто соблюдала пост, была бледна и слаба, но все же не удержалась от радости и улыбнулась любимому.
Словно кто-то там, наверху зажег в груди исстрадавшегося от угрызений совести Гришина спасительный огонек надежды: он теперь сам себя считал виновным в том, что произошло, переживая за нее, за жену, за детей… В голове его все перепуталось так сильно, не позволяя отличить правду от вымысла, и только улыбка Агаты разрешила все его сомнения. – Да, было! Но, прощен ли?
– Сударыня… – тон, с которым обратился к ней Гришин, взывал. – Я виноват, прости, любимая! Прости… Я и не знал, насколько сильно тебя люблю! Сам люблю…
Но что же скажут ему эти печальные синие глаза, в которые хочется до самой смерти смотреть и смотреть? И невозможно насмотреться… Но дело, есть дело. – Вы говорили, что пришли из Покровского женского монастыря. Возможно ли это? Ведь женский монастырь сожжен красными, а мужской – в осаде? Так как же вы прошли? Как смогли вас пропустить мои дозоры? Кто пропустил?
И Агата, и настоятель моментально поняли то, о чем печется полковник:если простая монашка смогла пойти через поставленные дозоры, то красные тем более пройдут! И Агата посмотрела настоятелю прямо в глаза, спрашивая. – Как мне быть? Если скажу правду – нарушу обет молчания, если не скажу правды – он может погубить ни в чем не повинного человека! Так как же быть? Рассказать?
– Господин полковник, Агата пришла подземным ходом. – теперь уже сам настоятель наблюдал внимательно за лицом Гришина, ища подтверждение своей точки зрения относительно него: если отведет глаза или слукавит, придется принять меры к сохранению тайны… Но Гришин не отвел глаз, а лишь с еще большим интересом взглянул на настоятеля, не говоря ни слова. – Я надеюсь, вы теперь не станете говорить об этом всем и каждому. Вы понимаете всю ответственность: ведь вам сейчас открылась большая тайна!
Смутная мысль, так до конца и не оформившаяся в мозгу Гришина, продолжала крутиться, не позволяя ему сосредоточиться на том, что только что услышал. Не долго думая, полковник отбросил ее до поры до времени.
– Отец Феофан, я ведь шел к вам с докладом… Нам осталось продержаться в осаде еще два-три дня, а потом… А потом кончатся боеприпасы и продукты! У нас много раненных.. Но хуже всего то, что по данным разведки красным вот-вот доставят пушку. Против нее мы не продержимся и суток!
Вздохнув свободно от того, что честно обрисовал обстановку, Николай посмотрел снова на Агату, лицо которой стало белее мела. И тут, наконец, до него дошло то, что смутно тиранило голову.
– А не могли бы вы мне сказать, куда ведет второй конец подземного хода? – хотя