выдержала огромный конкурс в художественное училище, столько волновалась, так радовалась поступлению… Разбился хрустальный замок. Дзинь… Она никогда не станет живописцем, никогда не пойдёт по улицам с этюдником, а красивые парни не будут приставать к ней: «Девушка, нарисуйте меня!», её картины не увидят выставочные залы, и сама она не будет курить длинные тонкие сигареты у собственной афиши в окружении бородатых авангардистов в вытянутых свитерах. Всё… Дверь камеры с лязгом захлопнулась, и Янка осталась вся в синих портаках, изнасилованная пенитенциарной системой, с растоптанной карьерой Рафаэля, ограбившего ларёк.
Лежащая на Янкином колене рука Гвоздева с модными часами со светящимися цифрами отвлекли её от мрачных зарисовок тюремного быта. Половина седьмого утра! Янка подскочила. Окунув лицо в бочку с водой, стоящую во дворе, она с удивлением отметила, что те ночные дебри, через которые с трудом продирался их боевой отряд, отсутствуют. Где их только находили? Ветхое строение с открытыми настежь воротами стоит, как на ладони, да ещё и рядом с автострадой.
«Бежать! Прятаться!.. Нет! Сначала необходимо уничтожить отпечатки пальцев, стереть с отогнутой двери. А я ещё бралась за дверную ручку, когда помогала выносить коробки с соком. Ну, зачем я бралась за ручку?» – крутились по кругу вязкие мысли, а сердце глухо стучало в глотке: «Вдруг сейчас вылетит из-за угла толпа полиционеров со сворой овчарок, и меня за горло – хвать… Ведь не успеют оттащить кобеля!»
По пятам преследовала несуществующая псовая погоня. Каждое тявканье случайной шавки заставляло сердце выпрыгивать и беспомощно биться пойманным мальком. Изо всех сил, стараясь не переходить на бег, Янка неслась по предрассветному, ограбленному ею посёлку. По дороге она рвала пучки травы, чтобы было чем стереть отпечатки пальцев. «Главное не пораниться, ведь кровь на месте преступления – неоспоримое доказательство. Ещё повесят на меня нераскрытые убийства за последние десять лет. Под пытками-то во всём признаешься!»
Осторожно, из-за угла, Янка наблюдала за местом преступления. У киоска оживлённо совещались две полные женщины и энергично жестикулирующий старичок-дворник с обглоданной метлой. Обезображенная дверь была отперта. Дворник и одна из женщин удалились, возбуждённо беседуя, а вторая осталась хозяйничать в киоске, нагружая сумки и коробки теми товарами, которые в ночной спешке остались незамечены злодеями.
Янка забежала со стороны двери и судорожно протёрла дверную ручку. Дверь злорадно скрипнула, отомстив за поругание. Обезумев от ужаса, Янка рванула на парализованных ногах, не разбирая дороги.
«Бежать! Бежать! Домой, скорее домой, к маме, такой любимой, как никогда!!! Ну, что они все обо мне знают? Ничего. Только имя. Поэтому даже допрос мало что прояснит, – звенело в Янкиной голове. – Ой, у Сетки же есть мой адрес! Так что, если надо, менты из-под земли достанут. Справедливость восторжествует, как во всех оптимистических сериалах про следователей. И тогда решётки… наручники… позор…»