пыль – памяти, глупостей, признаний, картинок с чьей-то натянутой на скелеты кожей. Дождь вслед за одеждой забирает у меня клетки тела.
Дождь добирается до самого главного. Дождь пытается растворить во_мне_ в_себе Тебя. Ты ещё держишься за что-то, хотя от меня ничего не осталось, ничего нет, ничего никогда не будет. Я становлюсь водой.
Ты открываешься, и дождь отталкивается от Тебя. Он смотрит недоверчиво. Неужели что-то может его остановить? Ведь только что он растворил человека, растворил его тело и даже душу, и только пульс ещё оставался, а потом взорвался. И смог ему помешать.
Ты собираешь по каплям и по красным крупицам-гранатинам то, что считалось мной. Оно помещается в одну Твою ладонь. Ты сжимаешь её, и розоватый сок из дождя и граната стекает по Тебе в центр мира. Ты заново лепишь меня. Ты вкладываешь мне во взор Ничего, потом немного всего, потом всё.
Ты поднимаешься наверх и выключаешь дождь. Я сижу в центре мира. Со всех сторон – бесконечность. Бесконечность внутри и вовне меня. Воздух пахнет свежестью и постливневыми листьями.
Ты улыбаешься.
Может быть, внутри даже сильнее, чем вовне.
Целое из дыр
Стоял, и тёплые волны нежно лизали ноги и поддерживали, словно не давая упасть. Смотрел в океан, а видел всё то, что происходило на Земле: в белой морской пене, в блестящей соли. Внимал. Он размывал водой каждый намечающийся сгусток тьмы, и в мире не творилось ничего плохого. Все люди во всех концах земного шара улыбались друг другу. Все люди уважали друг друга, обнимали друг друга, и Он тоже обнимал их: солнечным светом, лёгким ветром, шелестом листвы. Цвела весна.
Смеялся, глядя на то, как всё здесь прекрасно. Благодарил отца, что Ему досталась Эта планета. Танцевал. Готов был прижать к себе всё живое – и всё живое танцевало и пело. Некоторым казалось, что это Вакх проснулся после сна в несколько тысяч лет. Наверное, он и был чуточку Вакх, только не выходил за грани и не пьянел.
Солнце катилось и катилось, близился закат. Он шёл по берегу, пока не встретил львов. Огромных, с гривами из позолоченных лучами облаков. Отец приказал им Ему служить, но львы не служили: они помогали величественно, как равные. В их гривах трепетали цветные ленты – счастье всех тех сердец, что бились сейчас на Земле. Распустил рукав своей рубашки, вплёл ленту от себя – она была нежно-голубой.
Своим огромным шершавым языком лев лизнул Его в щёку. Он стоял теперь мокрый и смешной, а большая рыжая мягкая кошка с пушистой гривой повалилась на песок и урчала. Дрожь шла по земле. Плиты двигались – и появлялись горы. Он смотрел на это с восторгом, встал и побежал – туда, выше, к солнцу. Думал, что может достать его. Чуть-чуть не дотянулся, и оттого обрадовался только больше. Отец сказал, Он ещё подрастёт!
Около солнца было жарко. Он спустился к океану, хотел напиться – но соль щипала горло. В ладонях, откуда постепенно вытекала зачерпнутая вода, плескались рыбки. В отличие от Него, они любили воду. Спросил: «Как же соль?» – и, не дождавшись ответа, отпустил. Рыбки развеселились: били по воде хвостами, пускали пузыри. Так плескались,