с репутацией честного купца. Продавец на глаз оценивал делянку, сообщал об этой оценке покупателю и бил с ним по рукам. В зависимости от конечного результата, насколько близким он оказывался к этой оценке, выстраивался его авторитет в этом лесном деле, и чем выше был этот авторитет, тем больше к нему тянулось потенциальных покупателей. Так выглядела конкуренция в этом бизнесе.
Уже к десяти годам отец заметил, как остер был глаз у сына, тот поражал его своими способностями просчитать осматриваемый участок, и он, в виде шутки, начал с ним советоваться, все больше удивляясь точности Борькиных оценок.
Еще через два года приказчики, сопровождавшие своих хозяев-покупателей, старались потихоньку, в обход отца, переговорить с мальчишкой, услышать его мнение о качестве и емкости предложенного участка. Удивительным образом у него в голове складывалась картина леса на предложенной территории, и он каким-то шестым чувством, природной чуйкой своей, мог точнее всех назвать количество стволов, годящихся для переработки в мебельном деле, в производстве шпал или просто для дровяного склада.
Приказчики просили его не просто так, и в его маленькой ладони оставались иногда лат, иногда два лата, а бывало, и большая серебряная монета-пятилатовик с прекрасной Милдой отягощала руку. Отец прекратил сыновью коррупцию, но оценив его способности, как бизнесмен, положил ему оклад – 30 лат в месяц. Он был ужасно горд тем, что его маленький сын продолжил его дело с таким успехом, с такой необычной для совсем еще юного человека хваткой.
Тринадцатилетие Бориса Залесского праздновали со всей широтой зажиточного благополучного семейства.
В синагоге на улице Пейтавас, где у отца было свое почетное место, Борис прочел наизусть часть недельной главы Торы, и отец поблагодарил бога за то, что ему позволено было вырастить такого замечательного мальчика и что теперь этот мальчик, став взрослым, сам может отвечать за свои поступки.
На праздник пригласили всех его друзей, близкую родню и партнеров отца по работе. Дом был переполнен людьми, шумом их общения, музыкой, запахами ломящегося от яств стола. В его спальню сгрузили целую гору подарков, и главным был новенький, сверкающий никелированными частями и спицами велосипед. За столом говорили речи, восхищались Борькиными необыкновенными способностями. Мама плакала и целовала его после каждого такого тоста. В его жизни никогда больше не будет такого светлого, пронизанного любовью, искрящегося счастьем праздника.
Борька рос в женском царстве. Его мать, Дина, выглядела так молодо, что могла сойти за подружку своих дочерей. Она сохранила стройность, нежную розовость тонкого лица и веселинку в своих черных глазах, всегда готовую раскатиться обворожительным рассыпчатым смехом. Сестры-погодки – Ханна, Эстер и Гита – приводили в дом своих многочисленных приятельниц, и Борька с самого детства варился в этих девичьих переживаниях, их интимных секретах и мечтаниях. Он был всеобщим любимцем и отвечал сестрам взаимностью, но подсознательное заставляло искать в себе те качества,