Сташка. – Он знает про Сеть?
– Нет. Про Сеть никто не знает. С ней в контакте только ты, даже я – очень опосредованно…Это она меня сейчас позвала. Всегда сообщает, когда ты в опасности.
– …Боюсь, скучать она тебе не даст.
– Последний раз мне было скучно лет этак одиннадцать назад. А потом ка-ак даст: во всех темных углах твои привидения. И – пожалуйста, скоро наяву: вот он ты. Плюс Сеть активировалась: во все структуры встраивается, зараза, готовит тебе плацдарм… Сташка. Все, что она для нас с тобой делает – для людей необъяснимо. И мы не будем об этом ни с кем говорить, само собой. Макс бесится, конечно, когда не понимает, откуда я что знаю, – Ярун как-то странно на него посмотрел, спросил: – Он тебе что-то говорил?
– Например, что тебе тоже выгодно, чтоб меня не было.
– Конечно, – улыбнулся Ярун. – С тобой хлопот сколько было и сколько еще будет! Все, мне пора, – он встал, поцеловал его в макушку, забрал куртку. – Ты… Вот что: ты слушай, что Макс говорит, но запомни накрепко, что ничьи слова, кроме моих, для тебя ничего не решают. Вот если я сам тебе что-то нехорошее скажу, вот тогда ты и будешь думать. Понял? Все, иди к себе наверх и спи. Завтра пришлю за тобой.
Утром Кощей вел его к Яруну. Вокруг угадывалось присутствие множества людей, но никого не было видно. Только двое пажей, чуть старше Сташки, торопились чуть впереди, открывая высокие серебряные двери с черными узорами. Сташка мерз в новом жестком и тяжелом платье, с отвращением ощущая внутри себя комок каши, с которым организм не знал, что делать – еле-еле он заставил себя проглотить две ложки. Кощей молчал, но в нем ярилось что-то скованное до поры, страшное.
Чтоб отвлечься, Сташка хмуро разглядывал огромные, сквозь которые шли, торжественные комнаты с высокими окнами, за которыми шел и шел снег. Он подробно представлял весь дворец как архитектурную систему – огромный девятиугольник, узорный и многоуровневый, но величественное мрачное, черное-черное убранство внутренних покоев Старшей башни, которое не узнавал, его слегка ошеломило. Когда-то давно эти комнаты выглядели куда светлее. Все незнакомое было слишком черным, чтоб он мог вздохнуть свободно, лишь иногда поблескивало серебро или змеились извивы геральдических драконов. Похоже на траур. Из узких глубоких окон мало света. Холодно… Наконец у очередных дверей пажи не стали открывать тяжелые двери, а замерли у створок, исподтишка разглядывая Сташку. Кощей спугнул их коротким жестом и сам приоткрыл дверь перед Сташкой.
Сташка шагнул в узкую щель тяжелых дверей и оказался в беспредельном черном зале. Тут еще холоднее, чем в узорных коридорах. Все это черно-звездное пространство, которое пустотой полированного черного гранита глубоко раздавалось под ногами и расступалось в бесконечности зеркальных стен, напомнило то смертельное катание на коньках. Он стал уже не он – а маленькая черная, поблескивающая тень с пятнышком лица, что отражалась где-то невероятно далеко. Эхо себя самого.
Впереди ждал Ярун. Смотрел так странно, что Сташка испугался. Жалость? Боль, тоска? По нему? Да так на мертвых смотрят, а не на живых! Значит –