наше сердце размякает, оно становится слабым»[283]. Франц и есть такой обезумевший от любви слабак.
Ситуация вокруг Гёца меняется. Предательство, интриги, новые союзы. Весь мир в заговоре против него. Лишь он остается таким, каким был всегда. Со своей женой Елизаветой он связан нерушимыми узами – никто и ничто, кроме смерти, не может разлучить эту пару.
Впрочем, и Гёца Гёте не изображает рыцарем без страха и упрека. Затеваемые им распри весьма сомнительны. Вот портной из Штутгарта выигрывает первый приз на состязании стрелков в Кёльне, но гильдия купцов отказывается отдавать ему выигрыш. Гёц, проникшись бедой портного, едет в Кёльн и, как рассказывает Елизавета, «томит»[284] тамошних купцов до тех пор, пока они не соглашаются отдать деньги. Мария же напоминает, что из-за столь ничтожного повода «прикончили» и нескольких ни в чем не повинных людей, и вопрошает: «Разве не преумножается всеобщее зло тем, что одну беду мы хотим вытеснить другой?»[285] И вдруг Елизавета, эта добродушная домохозяйка, выступает в роли опытного и изворотливого адвоката, так что невольно возникает ощущение, что ее устами говорит Гёте – свежеиспеченный лиценциат обоих прав и частный юрист: «Кто несправедлив к чужим подданным, тот нарушает свой долг перед собственными гражданами, ибо тем самым вовлекает их в отношения возмездия»[286]. Гёте и сам заметил, что подобные речи из уст Елизаветы звучат нелепо, и вычеркнул их из окончательного варианта «Гёца».
Столь же мало поддаются оправданию и другие распри, в которые ввязывается Гёц. За то что бамбергский епископ держит у себя в замке его оруженосца, Гёц устраивает засаду и нападает на направляющийся к нему обоз. Это один из тех разбойничьих набегов, которыми реальный Гёц похваляется в своей автобиографии. Везде, где так или иначе проступает фактическая история жизни этого рыцаря с железной рукой, оказывается не так-то просто оправдать его поступки, даже с точки зрения гётевской эпохи. И помочь здесь может только указание на его верность императору. Князья и сюзерены преследуют свои территориальные интересы, и лишь преданный и отважный Гёц готов защищать границу империи от турок. Впрочем, ни реальный, ни гётевский Гёц не воплотили эту готовность в жизнь. Однако и заявления о намерениях достаточно, чтобы завоевать расположение императора, который во время имперской экзекуции против Гёца (и Зелбица) просит, «чтобы им не причиняли зла»[287].
Когда в письме Зальцману Гёте называет Гёца одним из «самых благородных немцев»[288], он имеет в виду не реального воителя-задиру, а придуманный им образ. Не столько в своем фактическом поведении, сколько в памяти потомков он предстает состоявшимся сильным человеком.
В глазах Елизаветы Гёц – добрый человек, благотворитель, но он делает добро не потому, что слаб и податлив. «Благотворительность – высшая добродетель, но она – привилегия сильных. Те, кто делает добро по мягкосердечию, делает его постоянно, не лучше