в кафе с идиотским курортным названием «Наташа». Может, поэтому и градус куража сразу выставился на курортно-оллынклюзивный, то есть почти предельный уровень. Сперва, понятно, все чинно-благородно, поздравления, пожелания и адрес от главы, лишь несколько истеричная от усталости веселость обостряла реакцию на стандартные шутки про расширение рамок бальзаковского возраста, баб-ягодок и прочего «мы не доживем, так что вы за нас оторвитесь». Все за всех в отрыв и пошли – и Оксана тоже.
В девять вечера она обнаружила себя в кругу строжайших обычно дамочек, с воплями размахивающих посреди танцзала кто салфетками, кто кофточками в такт подзуживающим гоп-гопам Верки Сердючки, причем Савельева растелешилась до лифчика, неожиданно пристойного, в отличие от остального облика Савельевой. Оксана так обалдела, что едва не врубила начальницу, но обнаружила, что сама скачет по полу в колготках, стылым от ужаса взглядом просканировала остальные детали своего туалета, поспешно застегнула пару пуговиц на блузке, искренне надеясь на то, что сдавались они без приложения человеческой силы, и аккуратненько задвинулась в тень.
Отряд не заметил потери: из динамиков, надсадно погибая на высоких частотах, пополз реликтовый медляк, и дамочки с боевыми кличами побежали ловить кавалеров, а самые утомленные, и Савельева, к счастью, с ними, слились в объятьях с соседками и принялись, гогоча и постанывая, раскачиваться в ритме дискотеки младшеклассников.
Оксана поискала глазами туфли, но нашла только пару заметных дыр в колготинах. Убедившись, что всем не до нее, Оксана вздохнула, подтянула юбку, легонько, устойчивости ради, облокотилась о высокую спинку стоявшего рядом стула и умудрилась аккуратненько, в три плавных рывка, стянуть колготки без ушерба для юбки и белья, даже не выронив телефон. Чуть не потеряла равновесие лишь в финале – палец, естественно, не желал вылезать из дыры, – дернулась и вцепилась в спинку, предчувствуя, что стул со скрежетом отъедет по каменному полу, привлекая всеобщее внимание трудового коллектива к неизбежному крушению любимой начальницы.
Стул не поехал. Стоял как вбитый. Будто на нем сидел кто.
Не будто.
Оксана вздрогнула, отпрыгнула на метр и обернулась, поспешно пряча нейлоновый комок за спину.
Митрофанов не отреагировал: так и сидел, сгорбившись, спиной к Оксане и ко всем, локти на коленях, в правой руке пивная бутылка, каких не было на столе, где взял только, в левой – пустая тарелка.
«Отвернуться успел или действительно ничего не заметил?» – подумала Оксана, переступила по не особо холодному, но и не особо чистому полу, разозлилась на себя и вместо того, чтобы тихонечко смыться к туфлям и покою, шагнула вперед, к соседнему стулу, который, оказывается, стоял неподалеку и был по-настоящему пуст.
– Что не веселимся со всеми, Даниил Юрьевич? – прокричала она, присаживаясь на ловко подложенные колготки и убирая босые пятки под сиденье.
Митрофанов