к тому времени, когда ее приказ был доставлен в армию, Голицын уже взял себя в руки и пересёк Днестр.
Теперь генерал-майор Потёмкин и его кавалерия почти ежедневно принимали участие в боях: 30 июня он вновь отличился в сражении и отразил турецкие атаки второго и шестого июля. Когда Голицын наконец пересёк Днестр, Потёмкин участвовал во взятии Хотина. Четырнадцатого августа он героически сражался во главе кавалерии, а затем двадцать девятого августа содействовал победе над Молдаванчи-пашой. «Непосредственно рекомендую В. В. мужество и искусство, – писал князь Голицын, – которое оказал в сем деле генерал-майор Потёмкин; ибо кавалерия наша до сего времени еще не действовала с такою стройностью и мужеством, как в сей раз, под командою вышеозначенного генерал-майора» [13]. Так Потёмкин приобретал славу героя войны.
В российской столице Екатерина наверняка высоко оценила такую похвалу, а в Высокой Порте – напротив: султан Мустафа III отозвал из армии великого визиря, ведь по османским обычаям коль скоро Эмин-паша потерял рассудок на поле битвы, то не сносить ему головы, вернувшись домой. Однако эти победы случились слишком поздно, чтобы помочь делу Голицына; в утешение ему был пожалован фельдмаршальский жезл. Генерал Пётр Иванович Панин, брат министра, принял командование Бендеровской армией, а главой Первой армии в сентябре стал Пётр Румянцев. С этого начался расцвет карьеры одного из величайших генералов в русской истории, который сперва был покровителем Потёмкина, а затем стал его соперником.
В обращении с подчинёнными новый командующий был совершенно не похож на 29-летнего генерал-майора, однако Потёмкин безмерно его уважал. Румянцеву было сорок три года, и этот высокий, стройный, педантичный военный обладал острым, язвительным умом и высокими связями: он был братом графини Брюс. Подобно своему кумиру Фридриху Великому, он «не любит и не уважает никого в мире», но несмотря на это, Румянцев, «без всякаго сомнения, самый блестящий из всех русских генералов; это человек, одаренный большими достоинствами» [14]. Вновь напоминая этим Фридриха, он был сторонником строгой дисциплины и великолепным собеседником. Ланжерон с воодушевлением писал: «Мне случалось проводить с ним одним целые дни, и я ни разу не испытал ни одной минуты утомления или скуки» [15]. Он нажил большое состояние и жил «в древней феодальной роскоши», неизменно придерживаясь самых утончённых аристократических манер. Это не так уж удивительно, если принять во внимание, что он был живым реликтом петровских времён: его считали внебрачным сыном Петра Великого[23].
Генерал поднаторел в военном искусстве, участвуя в Семилетней войне с Пруссией, где умудрился поразить своим мастерством даже Фридриха. Екатерина уважала его способности, но никогда не доверяла ему и поэтому предложила ему пост главы Малороссийской коллегии – достойную должность, но удалённую от двора. Румянцев не испытывал симпатии к Екатерине, зато ему нравились