их в невнятный гул. Лишь несколько фраз прозвучали отчетливо, будто специально выхваченные кем-то из целой речи:
– … за нами стоят тысячи наших товарищей!.. вновь гордо взовьется красное знамя!..
Словно грохот землетрясения пронесся волною в тумане крик ликующих людей. Он оглушил и напугал Диму: только-только юноша был один, и теперь опять окружен тысячами взявшихся из ниоткуда призрачных людей.
Радостные возгласы продолжались. Тут и там среди воодушевленного гомона слышались слова «свобода», «равенство» и «братство». Их произносили громко самые разные голоса: женские и мужские, голоса молодых, стариков и даже детские. Дима побрел вперед, ища источники этих голосов, стараясь найти хоть кого-то, увидеть, наконец, живые лица. Ведь все они были рядом, их было много, и ему очень не нравилось, что они постоянно ускользают от него, оставаясь неизвестными.
Но все было, как и прежде: фрагменты одежды, мелькающие руки, сапоги, платки. Невозможно было дотянуться и схватить, невозможно было разглядеть. Можно было только слышать и чувствовать, как эти люди сами касаются тебя.
Дима был потерян. Он шел сквозь ликующий, торжествующий народ, но знал, что совершенно одинок.
Странный, незнакомый звук, похожий на гудок, заставил его обернуться. Он раздавался откуда-то сзади, где, как считал Дима, находились набережная, пруд и завод. Он был громок и отчего-то тревожен.
Настроение толпы резко изменилось. Ликование превратилось в беспокойство, послышались испуганные возгласы, чей-то плач. А затем загремели выстрелы.
Услышав громкие хлопки и осознав, что это, Дима в панике пригнулся, закрывая голову. Он понимал, что от невидимых пуль это не спасет, поэтому побежал, стараясь в тумане отыскать хоть какое-то укрытие. Несколько раз он с кем-то сталкивался, несколько раз слышал чьи-то приказы и ругательства. Гул вокруг подсказывал ему, что он опять окружен спешащими людьми.
Грохот выстрелов становился все громче. Дима уже почти на четвереньках продвигался куда-то со страшной скоростью, не думая даже о том, что может внезапно налететь на стену дома, столб, дерево или ухнуть с невидимой лестницы. Он бежал от обстрела.
Дорога вела вверх, как раз туда, где должна была располагаться Центральная площадь. Но Дима уже ни в чем не был уверен. Под ногами он видел лишь вытоптанную грязную траву, а вокруг – все тот же непроглядный туман.
Так, двигаясь вслепую и на большой скорости, он неожиданно наткнулся на чью-то широкую спину. От столкновения повалились оба. Почти сразу кто-то схватил Диму за шиворот и швырнул вперед. Он вскочил на ноги, готовый защищаться. Колени его тряслись, голова кружилась, но он не желал больше валяться на земле и чувствовать на себе удары тяжелых сапог. Уж лучше так, стоя, в бою.
На плечо ему легла крепкая ладонь. Дима в панике обернулся, но в тумане кроме самой руки и части плеча ничего больше не было видно. Голос, принадлежавший, по-видимому, хозяину ладони, произнес:
– Если что, беги. Не следует тут всем умирать. Кто-то должен продолжить дело. Красные еще не