но, в конце концов, мое внимание приковывали почти исключительно строения». Подтвердил это и ректор Академии Зигмунд д'Альман, заявивший в ответ на вопросы Адольфа о причине его неуспеха, что представленные рисунки не оставляют ни малейших сомнений в том, что художника из Гитлера не выйдет, зато из них видно, что у него есть способности к архитектуре. Все, казалось бы, закономерно, но удар по самолюбию был, конечно, чрезвычайно силен. «Когда мне объявили, что я не принят, на меня это подействовало как гром с ясного неба, – писал Адольф на страницах «Моей борьбы». – Удрученный, покинул я прекрасное здание на площади Шиллера и впервые в своей недолгой жизни испытал чувство дисгармонии с самим собой. То, что я теперь услышал из уст ректора относительно моих способностей, сразу как молния осветило мне те внутренние противоречия, которые я полусознательно испытывал и раньше. Только до сих пор я не мог отдать себе ясного отчета, почему и отчего это происходит. Через несколько дней мне и самому стало вполне ясно, что я должен стать архитектором». Но на пути к осуществлению этого решения встали непреодолимые препятствия. Для того, чтобы попасть на архитектурное отделение академии, следовало сперва пройти курс в строительно-техническом училище. Для того же, чтобы попасть в него, требовался аттестат зрелости, который Адольф в свое время получить не удосужился. Его можно было, конечно, получить в любой момент, сдав необходимые экзамены, однако Адольф посчитал ниже своего достоинства вновь возвращаться к столь ненавидимой и презираемой им школе. К тому же вскоре ему стало не до того. Он вынужден был вернуться в Линц: его мать была при смерти.
Забавно, насколько субъективной могла быть эта оценка. Когда в 1919 году картины Адольфа Гитлера – акварельные пейзажи и портреты, писанные маслом, – показали большому знатоку живописи профессору Фердинанду Штегеру, тот вынес однозначный вердикт: «Совершенно уникальный талант». Как повернулась бы история, сделай д'Альман подобное заключение?!
Интересно, что, стараясь как можно более сгустить краски, биографы Гитлера либо описывают его как человека абсолютно бессердечного, принявшего смерть матери как должное, либо просто обходят этот момент. Некоторые даже утверждают, что Адольф не возвращался в Линц и все произошло без него. Между тем врач, наблюдавший Клару Хидлер в последние месяцы жизни, отмечал: «За всю свою почти сорокалетнюю врачебную практику не доводилось мне видеть молодого человека, настолько убитого горем и печалью, как Адольф Гитлер».
Теперь Адольфа не держало в Линце ничто. За сестрой его присматривал опекун – бургомистр Майрхофер, государство назначило ей хорошее содержание, и Гитлер, оставив прошлое за спиной, вновь отправился в Вену. «Ко мне вернулась прежняя решимость, и я теперь окончательно знал свою цель, – вспоминал он. – Я решил теперь стать архитектором. Все препятствия надо сломать, о капитуляции перед ними не может быть и речи». Но первым препятствием было отсутствие надежд на карьеру и постоянного заработка. Правда, в воспоминаниях Гитлер сгущает краски: его доходы, как уже говорилось в предыдущей