ночами – непрерывно квакали и урчали, не давая никому спать.
…После того как наш грузовик оказался внутри лагеря, нас встретили представитель комендатуры и переводчик из местных пленных. Наш конвоир, быстро спрыгнув с кузова, доложил этому начальству, что привез из Лозовой столько-то пленных русских офицеров, чтобы их определить для дальнейшего пребывания в Павлоградском лагере. Затем мы все сошли с машины, и немец через переводчика сообщил о блоке, где прибывшие должны быть размещены. Я сразу сказал переводчику, что нуждаюсь в лечении желудка, а также страдаю от малярии. Затем повторил все это по-немецки. Офицеру это понравилось, и, задав мне несколько простых вопросов, он приказал переводчику устроить меня в лазарет, а остальных повести в офицерский блок.
Помощник главного врача, записав в приемном журнале мои данные, привел меня в соседний барак, в котором было полно раненых и больных, размещенных в комнатах с окнами, почти не имевшими стекол. Из-за этого в помещениях было очень много комаров и мошкары, которые ночами не давали нормально спать. Стены в комнатах пестрели надписями о том, что здесь был такой-то и такой-то, с указанием даты своего нахождения, а иногда – места жительства. На потолках имелись электролампы, но электричества не было. Из мебели в «палате» были только столик и один стул. Соседи в первую очередь спросили, нет ли у меня курева. Я был вынужден огорчить их.
Выйдя из палаты, вместе с другими больными и ранеными я уселся на траве, наблюдая за двумя итальянскими солдатами из охраны. Солдаты принесли с собой две сумки-сетки. Одна из них была маленькой и с мелкими ячейками, а другая – большой и с крупными ячейками. Итальянцы периодически закидывали большую сетку в воду болота и ловили крупных лягушек, тогда как мелкие уплывали сквозь крупные ячейки. Пойманных лягушек они перекладывали из большой сетки в маленькую, которую постоянно держали в воде. Так примерно за час итальянцы наловили около двадцати крупных лягушек. У бедных лягушек они отрывали задние лапы, клали их в кастрюлю, а тушки выкидывали обратно в болото. Наполнив кастрюлю, «охотники» очистили лягушачьи лапки, нанизали их на проволоку, которую натянули между двумя столбиками, забитыми в землю, а под проволокой разожгли мелкие дрова, чтобы зажарить лапки, подобно тому как это делается при приготовлении шашлыка. Эту закуску они использовали к раздобытой у местных жителей горилке – крепкому самогону.
Посмотрев этот необычный «спектакль» у болота, я зашел в комнату вместе с двумя другими жильцами и познакомился с ними. Один – высокого роста и страшно худой – оказался москвичом, а другой, моложе первого и невысокий, был из Московской области. Оба попали в плен еще осенью 1941 года и пережили жестокую зиму в страшном голоде и холоде, работая на железнодорожных путях. В результате оба они окончательно подорвали свое здоровье. Первый уже не надеялся, что выживет, и полностью утратил силу воли, а голос его напоминал писк малого ребенка. Второй же, наоборот, был очень активен и всеми силами цеплялся за