дурдом. Как вытаскивают из тюрем – дело в принципе понятное, а вот здесь ведь надо изучать много для себя нового. Экспертиза, перевод с русского и много всякого прочего.
Помог Степан Ганчук-Пекинский, – признался Виктор. – Хотя бы тем, что повторял: «Хорошая баба, не знаю, что на нее нашло, но не надо мне было ее отпускать».
Да если бы и не Степан, то Виктору не дала бы дремать Тина: у нее пропал оператор, который вместо работы, как ни странно, добрался до полиции, тюрьмы и пытался на русском языке им что-то внушить.
У Степана с Тиной отношения были не совсем те, что можно было бы подумать. Все считают, что человек с микрофоном в руке – начальник, а оператор его раб. Но на телевидении это далеко не всегда так просто. Тут важно вовремя заметить, у кого деньги и вообще материальная ответственность за экспедицию.
Степану было лет тридцать с чем-то, Тине – еле за двадцать, и, вообще-то, она вела себя как ребенок, брошенный опекуном. То есть не столько скандалила, сколько жаловалась. Да, в конце концов, деньги и правда были у него, а у нее не было.
До того они поссорились. Степан довольно быстро понял, что Тина тащит фильм куда-то не туда. Кульминацией тут должны были стать кадры ее беседы с Нобелевским лауреатом, иконой правозащитного движения Дау Аун Сан Су Чжи. Вот это интервью Степан и сорвал.
Но Степан не только, в отличие от Тины, успел узнать, что Дау – это «мадам», Аун Саном звали отца правозащитной иконы, фамилия ее Су, а имя – Чжи. Он еще и посмотрел в объектив на эту даму, когда она выступала перед парой сотен своих обожателей в каком-то крытом жестью сарае в День независимости (пока власть проводила многотысячный парад). Посмотрел – и увидел: усталую женщину шестидесяти с лишним лет, которой в сущности нечего сказать, которую не слушают и еле терпят ее якобы ближайшие сторонники… а что касается любви сотен или даже тысяч «людей улицы», то тут все просто. Да-да, «а вы рожи их видели?». Степан увидел. Так что его не волновала мадам Су Чжи. Ему нужно было спасти Киру. И он не давал покоя Виктору.
Степану и Кире повезло, обычный дипломат ничего бы не понял в происходящем. Но человек, любящий Бирму и Рангун, человек, который никогда не примет эти «Мьянму» и «Янгон», мыслит по-другому. Он понял значение отрывочных упоминаний про Могок, про багровые глубины, и думал вовсе не только о том, что российская гражданка терпит лишения в бирманской тюрьме.
– Вы правы, лично я предпочитаю терпеть лишения в пятизвездочном отеле, – заметил я Виктору.
В общем, он довольно быстро вывел свое расследование в нужную точку. В частности, прочитал, да даже узнал и у некоторых монахов, что такое рубин. Кроме всего прочего, это камень бешеной физической страсти, чувственных удовольствий, он концентрирует сексуальную энергию – причем, скорее, мужскую. Ну, а то, что его считают кровавым камнем, символом войны и жестокости – так это еще надо посмотреть, какой именно рубин.
И Виктор, забросив прочую работу, с головой ушел в мир ювелиров, никто из которых не был только лишь ювелиром. Он ездил по ним