помещение оказалось нежилым, и в нём пахло пылью и мышами.
– Ах ты боже мой! – пробормотала Хомили. – Как же они здесь живут?
Неожиданно остановившись, она подобрала что-то с пола и возбуждённо прошептала:
– Ты только посмотри, что я нашла! Знаешь, что это такое?
– Да, – ответил Под, когда Хомили помахала у него перед носом чем-то белёсым, – это кусочек пера для чистки трубки. Положи его на место и идём: нас ждёт Спиллер.
– Это носик от нашего старого чайника из жёлудя – вот что это такое. Я бы его узнала из тысячи, и тебе меня не переубедить. Значит, они здесь… – удивлённо констатировала Хомили, шагая за Подом в густую тень, где их уже ждали Спиллер и Арриэтта.
– Мы поднимемся здесь, – сказал Спиллер, положив руку на приставную лестницу, возле которой стоял.
Хомили подняла глаза и посмотрела вверх, куда уходили перекладины, исчезая во мраке, и вздрогнула. Лестница была сделана из спичек, аккуратно склеенных и соединённых с половинками расщеплённой палки наподобие тех, что используют в качестве подпорок для растений в горшках.
– Нам лучше подниматься по одному, и я пойду первым, – решил Под.
Хомили со страхом смотрела мужу вслед, пока не услышала его голос сверху, откуда-то из темноты:
– Всё в порядке, поднимайтесь.
У Хомили дрожали колени, но она успешно добралась до едва освещённой площадки, похожей на парящую в воздухе сцену, и та еле слышно скрипнула и покачнулась под её весом. Внизу осталась чёрная пустота, впереди ждала открытая дверь.
– О господи! Только бы не сломать себе шею, – пробормотала Хомили и посоветовала Арриэтте, поднимавшейся следом за ней: – Не смотри вниз!
Арриэтта и не собиралась туда смотреть: всё её внимание занимал освещённый дверной проём, в котором двигались тени, откуда слышались негромкие голоса и чей-то звонкий смех.
– Идём, – позвал Спиллер, увлекая её к двери.
Арриэтта навсегда запомнила своё первое впечатление от этой комнаты наверху. Там было тепло, неожиданно чисто, мерцал огонёк свечи, пахло домашней едой, а ещё звучали голоса… много голосов.
Мало-помалу выйдя из оцепенения, она начала понимать, кто есть кто. Эта женщина, что сейчас обнимает её мать, вся такая кругленькая и сияющая, должно быть, тётя Люпи. Почему они так вцепились друг в друга, и плачут, и жмут друг другу руки? Их отношения никогда не отличались особенной теплотой, и все вокруг об этом знали. Хомили всегда считала Люпи высокомерной, потому что в старом доме та жила в гостиной и даже, как говорили, переодевалась к ужину. А Люпи, в свою очередь, относилась к Хомили пренебрежительно из-за её слишком уж простого быта под полом кухни и невыразительной, неухоженной внешности.
В комнате был и дядя Хендрири. Борода его заметно поредела, и он говорил отцу Арриэтты, что это никак не может быть она, а Под с гордостью возражал, что именно так и есть. Как звали находившихся здесь же трёх мальчиков – её двоюродных братьев, выросших, но всё равно похожих друг на друга, –