красной краской. Воины были закованы в латы, старинные латы, что некогда покрывали плечи махтуровских бойцов, а не то жалкое железо, которым обычно прикрывали свой срам иссуры.
Для острастки они пустили в разведчиков огненную стрелу. В двух метрах от ног мальчика занялась трава. Клекотун дотащил его до канавы, столкнул в грязную, стоячую воду и скатился следом. Огонь дошел до края ямы и затух. Степь лежала выжженная солнцем, даже огню не нашлось, чем поживится.
Грассер, пытаясь облегчить боль, перевернулся на спину. Рубашка вокруг древка пропиталась кровью и затвердела. Он вылил на лицо последние капли воды.
– Сенгран вышлет за подкреплением. Не уверен, что стоит ехать через Городок, но в обход, через степь гораздо дальше. Иногда мне кажется, Фарух опаснее всех иссуров вместе взятых, – сказал Клекотун и похлопал его по плечу. – Держись, мальчик.
Грассер закрыл глаза.
– Твой отец велел им построится: щит к щиту, десять человек в ряд.
– Они возьмут их числом, – пробормотал раненый.
– Отбились, отбились, отбились, – повторял Клекотун через короткие промежутки времени.
Раз за разом, что иссуры наскакивали, Грассер слышал, как отец велел держать строй, но воины падали, а подмога все не приходила. Долгий переход под жарким солнцем утомил соллат, а иссуры были свежими. Мальчик не сомневался, что это была тщательно спланированная ловушка. Клекотун выдвинулся вперед и смотрел на поле битвы.
– Жив? – спросил он его.
– Жив твой старик, жив, – напряженно вглядываясь, ответил Клекотун.
Солнце давило на темень, глаза закрывались, и Грассер отключился. Когда ночь навалилась на степь, мальчик проснулся от холода. На небо взошла одноглазая, она зловеще замерла в черном небе. Клекотун из ладоней полил ему на лицо грязную воду. Грудь мальчика обхватила ткань, это старый разведчик, порвав свою рубашку на тряпки, выдернул стрелу и перевязал рану, когда тот потерял сознание.
– Клекотун? -слабо позвал Грассер.
Старик отвернулся и ответил:
– Красноликий убил всех.
– Мы должны были умереть вместе с ними! – закричал мальчик, точнее он думал, что он кричал, но из его груди раздался лишь слабый стон.
– Сенгран Савояр выбрал свою судьбу, но твоя судьба, мой мальчик, еще не написана. Сегодня ты не должен был умереть. Разведчики не умирают в бою, они выслеживают свою смерть и сражаются с ней один на один.
Солнаж сидела на берегу старушки Люгаты и задумчиво ощипывала ромашку. Она лишала цветок лепестков, скорее в силу привычки, чем по причине предметных нежных чувств. Погрузив ноги в воду, она предавалась девическим грезам, приличествующим людям в семнадцатилетнем возрасте.
– Солнаж! Соланж!
Соланж знала, что если бы она привстала, то мать, которая до этого развешивала белье, попросила бы сбегать ее в таверну за отцом. Хедвину давным-давно пора было обедать. Высокий берег надежно скрывал девушку, и она даже не пошевелилась.
– Викли, Викли! Да куда же все мои дети запропастились! –