устав улыбаться в ответ на поздравления, вместо которых, прощаясь со своими прежними сослуживцами, он выслушивал соболезнования, на какое-то время выключился из общей беседы. Теперь, медленно смакуя шампанское, он оценивающе рассматривал офицеров своего батальона. Больше других его должны были интересовать непосредственно ему подчиненные командиры рот[4], про одного из которых предстояло еще и составить заключение для особенной канцелярии. Как раз этот субъект и производил на Тарлецкого самое неприятное впечатление. Такой же, как он, новичок в батальоне старый капитан Княжнин. Единственный, кто промолчал и даже не улыбнулся, узнав, зачем он сюда приглашен. И сейчас этот выскочка с внешностью генерала и с солдатским загаром ни с кем не разговаривает, молча пьет ром, почти не закусывает. Однако и явного высокомерия по отношению к другим не выказывает, просто старается быть незаметным, что тоже подозрительно. «Между прочим, мог бы взять на себя половину расходов – в батальон-то назначен одновременно со мной» – подумал Тарлецкий с неприязнью.
Слухи о необычном прошлом этого офицера явно уже распространились в полку: на пятидесятилетнего капитана молодые прапорщики и подпоручики уже смотрели как на человека, овеянного неким загадочным ореолом. Это вызывало у Тарлецкого к Княжнину еще и чувство ревности: ему казалось, что Княжнин с его смутным прошлым, а не он со своими связями и безграничными возможностями становится самым авторитетным офицером в батальоне. Даже мундир у этого капитана был сшит из самого настоящего тонкого и прочного английского сукна, подороже, чем у него, уж в этих-то вещах майор Тарлецкий знал толк. Утешало только то, что портной у Тарлецкого был явно лучше.
Что же касается других офицеров, то с ними все было проще. У большинства их поношенные мундиры, подпоясанные дешевыми нитяными шарфами, были сшиты из грубого ворсистого солдатского сукна. Новый начальник Тарлецкого майор Быков, крупный, грузный, с темным, почти черным лицом, большим ноздреватым носом, толстыми губами и осоловевшими глазами тоже явно жил на одно лишь жалование. Майор был из тех старых служак, циников и пьяниц, которые уже нисколько не скучают по жене, а если когда и напишут ей в вотчинную деревеньку, то разве что сильно проигравшись в карты.
Капитан Овчинников, командир первой роты, маленький, жилистый и тоже уже не молодой, откинув голову, как певчая птичка, назад и к плечу, что-то с постным выражением на лице говорил своему приятелю, остроносому и розовощекому командиру второй роты, заставляя того давиться от смеха. У Дмитрия сложилось впечатление, что капитан Овчинников всегда говорит тихо, что, возможно, является признаком ума. Вообще за столом было не слишком шумно, это несколько удивляло Дмитрия. Казалось, давно привыкшие друг к другу офицеры занимаются привычным делом. Это было не совсем то, что было нужно Тарлецкому, ведь он устроил это застолье еще и для того, чтобы быстро разузнать все, что ему