для братьев Косаковских обычное дело: объявить кого-то врагом и издать указ о переводе его имения под казенное управление. А все казенное в Литве нынче принадлежит семье Косаковских. Кому-нибудь из семьи имение «законно» отойдет в собственность за несколько грошей, ведь Косаковский сам и назначает цену, и покупает. И даже эти несколько грошей они пожадничают уплатить, останутся винны казне. Вы поинтересуйтесь, не выписан ли уже секвестр на земли пана Хоржевского. Имения знакомого вам пана Огинского были секвестрированы только за то, что тот, будучи назначенным послом в Голландию, не захотел взять на должность своего секретаря племянника Косаковского. Пришлось пану Огинскому искать защиты в Петербурге. А пан Хоржевский защиты не найдет, тем более что изобличен в «измене» будет вами, российским офицером! Косаковский изворотлив – понимает, что его злоупотребления всюду видны, потому предпочитает загребать жар чужими руками.
Сказав это, пан Константин снова принялся яростно ворочать угли кочергой.
– Стало быть, полагая себя валетом в колоде Косаковского, я о себе много возомнил, – заключил Княжнин. – Семерка, не более… Ладно, раз после сегодняшнего им еще не стало понятно, что играть собою я не позволю, придется выразиться яснее. Спасибо вам, пан Константин, что не побоялись говорить со мною открыто и на многое раскрыли глаза.
– И вам спасибо, господин Княжнин, за то, что хотите знать правду. Не много таких встречал я среди российских чинов.
В это время на радость Павлику и Алесю Саковичам, которые вряд ли хотели так рано укладываться спать, дом наполнился шумом. Это из похода по виленским шинкам вернулся Рымша. Как водится, подвыпивший, и не один: привел с собой какогото худющего (половина от самого Рымши) развеселого шляхтича в потертом жупане.
– Княжнин, пан добродей! Дай же я тебя обниму, – обрадовался Рымша, увидев гостя. – Вот истинный шляхтич! Сказал, что придет в гости, и пришел!
Княжнин, видя, как искренне рад ему пан Рымша, позволил себя обнять. Он тоже был очень рад. Тому, что накануне хватило ума не согласиться на комнату в этом доме.
– Пан Константин, дай же я представлю тебе нашего земляка пана Троцкого – Игуменского подкомория[31]. Франек! Ставь же, пройдоха, кубки, мы принесли славного вина…
Пан Константин сухо и обреченно кивнул новому гостю.
Вряд ли он был рад этому знакомству, но понимал, что выпить за него придется.
– Далеко ли от нашей твоя новая квартира, пан Княжнин, и хороша ли она? – спрашивал Рымша.
– Вполне хороша. И недалеко – немного пройти за Острую Браму.
– Славно! Устроим кулигу[32]! Отпразднуем здесь, а потом отправимся к тебе, поглядеть, как ты устроился! – не унимался Рымша.
– Какую кулигу, Матей? Не морочь голову пану капитану. Кулиги закончились до заговения на Великий пост, а ты все не нагуляешься, – заступился за Княжнина пан Константин.
– Да разве я не знаю?