были здесь. Сегодня мне очень нужны твои дружба и понимание, и ты не разочаровала меня.
– Мария, любой, кто знаком с вами, знает, что у вас великое сердце, что вы и добры, и мудры. Я вам не нужна. Вам нужна только вера в себя и желание понять ваш народ.
– Я хочу постараться это сделать, потому что хочу быть великой королевой. – Мария помолчала, сомневаясь, продолжать ли, но потом договорила вполголоса: – Даже более великой, чем моя кузина, которая сидит на английском троне.
Струя холода пробежала у Гвинет по спине. Елизавета Английская уже проявляла себя как очень сильная правительница. Она была на десять лет старше Марии и находилась на английском троне несколько лет. И в политике она была противницей Марии, потому что после смерти Марии Тюдор королевская семья Франции объявила Марию Стюарт королевой не только Шотландии и Франции, но также Англии и Ирландии, считая, что Елизавета – внебрачная дочь своего отца, короля Генриха, а потому не имеет права царствовать.
Политика могла быть очень опасной игрой. Гвинет знала, что Мария не желала свергать кузину с трона, но она хранила верность своей религии. И было совершенно ясно, что англичане не желали никакого другого правителя, кроме своей королевы. Они не хотели иметь ничего общего с королевой-католичкой, и в этом был зародыш возможной или даже неизбежной вражды.
Войны с Англией в течение многих столетий разрывали Шотландию на части. Никто из шотландцев не хотел, чтобы англичане снова заставили их проливать кровь, но каждый союз, заключавшийся тогда между государствами, вонзался, словно кинжал, в сердце какого-нибудь народа. Англичане настороженно следили за дружбой Шотландии с Францией, а испанцы наблюдали за ними обоими, поэтому шотландцы с французами, в свою очередь, приглядывались к испанцам. Все эти соображения имели значение для будущего замужества Марии. Она могла дать шотландцам союзника – или, наоборот, множество врагов.
Мария словно прочла мысли Гвинет и мягко произнесла:
– Я думаю, лучше всего мне со временем найти себе мужа в этом королевстве. А он хорош собой, правда?
– Кто?
– Лорд Дарнли.
– Он? Да.
Глаза Марии сузились, в них появилось веселое любопытство.
– По-моему, ты думаешь, что кто-то другой тоже красив? И кажется, я знаю кто.
– Кто же?
– Лорд Рован.
Гвинет вздрогнула и почувствовала, как ее позвоночник теряет гибкость.
– Он очень грубый.
– Это не грубость, а прямота. Ты же сама учишь меня быть такой, как мой народ, значит, должна понимать, что такой знатный шотландец, умелый и в бою, и в политике, говорит обо всем прямо. Он – образец шотландского дворянина.
– В таком случае почему же вы сами не обратили внимания на лорда Рована?
– Ты шутишь или нет?
– Я вовсе не шучу, – нахмурилась Гвинет.
– Ну, если так, то, похоже, слухи о нем не так широко распространились, как можно было ожидать, – рассмеялась Мария.
– О чем вы говорите, Мария? Объясните, пожалуйста!
– Ты ведь