за миня, тольки носом не крути. Уместе мы с тобой, не пропадем! Кстати, у мине жана, Нюрка, тожить, с прибабахами. Она, как змея самая настоящая. Видать, што недалеко от твоей ушла. Поетаму, чиво ради я должон ее с собою кажный раз таскать. Не люблю я Нюрку за ее дюжить вострый язык. Бывало, ежели подвернется мине под руку хорошая компания, то она, зараза, узяла моду и тут жа, так и норовить, проклятущая баба, перебить мине апетит и поломать настроение. За сваю Нюрку я уже узялся, как следуить, и последний раз предупредил, што за такую безобразную поведению живьем ее, курву, под полом сгною и дажить не задумаюся.
В своем устрашающем рассказе, Афоню так понесло по кочкам, что он даже позабыл упомянуть о том, что бессердечная Нюрка частенько его дубасит своею излюбленной деревянной качалкой.
Дмитрий Игнатьевич подозрительно посмотрел на рядом сидевшего грозного хвастунишку и решил поглубже его копнуть и узнать, а чем же он, на самом деле, дышит, поэтому с интересом его спросил:
– Ежели можно, то я тибе, мил человек, задам для начала всиво лишь два каверзных вопросика?
Афоня вызывающе вскинул голову и любезно предложил:
– По мине, хучь десять вопросов задавай, но тольки не подумай жалеть миня, а то я не люблю коды миня жалеють.
– Лично миня интересует, прежде всиво, што, в случае какой – либо заварушки, ты за кого будешь болеть, за белых или за красных? – спросил Дмитрий Игнатьевич.
Афоня с придыхом хыкнул и не раздумывая выпалил.
– Ды я, за обоих сразу сумею!
– Я, Афоня, такой бузы ишшо с роду, ни разу не слыхал.
– Теперича порадуйся, Димитрий, што, наконец, ты услыхал истинную правду, своими собственными ухами, от такого, как я, уважаемого в станице человека. А не от какова-то городского умника прохвесора.
– С тобою, Афоня, мине становится, конечно же, смешно, но более или менее ясно. Задаю последний вопрос на засыпку и на этом свой екзамен закончу. Надеюсь, что ты знаешь Деникина Антона Ивановича и Ленина Владимира Ильича?
– Как не знать, – удивился Афоня, – Об генерале Деникене многому наслышан, а вот про генерала Ленина только крем уха успел пронюхать. Тот и другой достойные люди, но тольки дерутся, говорять грамотные люди, оны промежду собою, как собаки. А чиво спрашивается скубутся не знаю и знать не хочу.
– С каких ето порт Ленин в генералы затесался? – с некоторым возмущение спросил Дмитрий Игнатьевич.
Афоня растеренно посмотрел на него и по глазам его заметил, что ошибочку маленькую допустил, приударил себя кулаком по лбу, и заорал:
– Стоп, Афоня, чужой тибе на язык попался. Што ж ты, мудак, наделал, – и, чуть погодя, добавил, – Ты, Димитрий, извини миня за допущенную ошибочку. В последнее время я балда – болдою стал, и сам себя не узнаю.
Дмитрий Игнатьевич согласно покачал головой.
– Ты, Афоня, пожалуй, должен твердо знать, когда нужна спешка, – Сказал он и хотел продолжить…
Но суетливый Афоня не дал ему закончить