Они уже и не ждали, что кто-нибудь посватается к Армиде – в свои двадцать семь она могла надеяться лишь на вдовцов и разведенных. Девятнадцатилетняя Дженни была самой хорошенькой из сестер, однако слишком застенчивой и меланхоличной. Джулия, которой исполнилось пятнадцать, взбалмошная и капризная, к замужеству была совершенно не готова, сделай ей кто-либо предложение. Альве казалось, что сестры распяли ее своими надеждами, как биолог распяливает лягушку на дощечке.
Альва наблюдала за Уильямом. Стройный, высокий, с серо-голубыми глазами и румяными щеками. Его волосы золотились в солнечном свете. По сути, он и есть «золотой мальчик». Альва и впрямь получила награду.
Уильям продолжил:
– Если вы свободны, лучше прийти в четверг. Там будут три моих сестры и Элис – жена Корнеля. И еще Джордж. Ему нет и двенадцати, но мать его балует. Вы, конечно, понимаете, как всем не терпится с вами познакомиться.
– Это взаимно. Прямо сейчас отправлю ей записку. – Альва подошла к столу и велела Джулии уйти.
– Зачем мне уходить? – спросила Джулия, не двигаясь с места.
– Потому что я прошу.
– Ты не просишь, ты командуешь.
– Оставь нас, пожалуйста, – ласково произнесла Альва.
Джулия взглянула на Уильяма:
– Вы настаиваете?
– Иди же, – сказала Альва. – Вот поэтому мне и приходится командовать.
Уильям с улыбкой наблюдал, как Джулия ушла, надув губы.
– Так вот, – сказал он, продолжая разговор, пока Альва писала записку. – Давайте подумаем. Вы можете принести оранжевые лилейники. Они сейчас цветут? Или фиалки. Их она тоже любит. Должен вас предупредить – вы не из тех, кого она выбрала бы для меня. Сейчас она решила оставить светскую жизнь и ищет общества таких же спокойных людей. Но вы ей все равно понравитесь.
– Я уверена, что она мне понравится. И все остальные тоже.
Уильям принялся мерить шагами небольшое пространство между столом и дверью.
– Да, еще – она любит оперу. Они с отцом берут Флоренс, Лилу и Джорджа на каждое представление. Можете упомянуть постановки, которые видели.
– Опера, – кивнула Альва. – Хорошо. Я…
– Хотя нет, лучше вообще не говорите об опере.
– Почему же?
– Чувствительная тема. В Академии[16] отказываются продать моему отцу ложу. Называют военным спекулянтом, хотя охотно принимали его пожертвования и сами неплохо нажились на войне, – Ульям повернулся к ней: – Прошу прощения. Я не хотел так злиться.
– Что вы, я совершенно с вами согласна – такое отношение с их стороны ничем не оправдано.
– Но это так расстраивает отца, а вместе с ним и мать…
– Значит, я не буду упоминать оперу.
– Если, конечно, у вас нет возможности как-то помочь им решить эту проблему.
Возможности у Альвы не было.
– Может быть, – сказала она. – Я подумаю об этом.
– И дело не только в опере. Флоренс ужасно расстроилась,