приказал Дьякову:
– Николай Павлович, встань в позу!
Тот выпучил глаза и пошевелил усищами:
– В какую?
– В ту самую, в какую солдат Копьев ставил матушку-императрицу Екатерину. И потерпи ради любимого Отечества.
Здоровенный Дьяков наклонился. Соколов забрался ему на спину, дотянулся до верха забора. Собачий лай раздавался уже не смолкая. Сыщик перемахнул во владения Бренера.
Кругом царил бесподобный порядок: посыпанные золотистым песком и мелким гравием дорожки, клумбы с осенними цветами, бьющий струями фонтан, подрезанные кусты и деревья.
Тем временем собака, оказавшаяся злобным волкодавом, щерилась, примериваясь к своей жертве.
Соколов отломил от дерева увесистый прут, огрел им зверя:
– Фу, на место!
И зверь вмиг потерял свою злобную решимость. Поджав хвост, гремя цепью, он вполз в конуру.
Соколов тут же перевернул ее – отверстием к земле:
– Сиди под арестом!
И вдруг с крыльца островерхого двухэтажного дома, какие строят лишь где-нибудь в Баварии, раздался насмешливый голос:
– Очень трудно верить, но ко мне, как подлый воришка, через забор проник сам граф Соколов! Я не ошибаюсь? Руки вверх, лицом к забору! Ахтунг: стреляю без предупреждения!
Соколов рассмеялся:
– Сколько в вас легкомыслия, Бренер! Дом оцеплен полицией, а вы глупые команды отдаете. Положите на землю орудие убийства и откройте калитку.
– Прежде я убью вас, граф! Вы – защитник прогнившего самодержавного строя, который есть тюрьма народов. – Глаза Бренера фанатично горели, вопли его были слышны за забором. – Поднять руки, я отличный стрелок!
Дырка на память
Дьяков взволновался:
– Наш боевой друг в беде, а мы отсиживаемся в засаде! Вперед, на штурм вражеской цитадели! Жираф, полезай на забор, давай я тебя подсажу.
Заварзин разумно заметил:
– Зачем на рожон лезть? Надо зайти с тыльной стороны…
Дьяков махнул рукой:
– Поздно! Давай, Жираф!
Тот поежился:
– Может, подкрепление вызовем? Вон, хоть пожарников…
– Молчать! Вперед, ура! – И Дьяков, ухватив под микитки Коха, стал его подсаживать. Тот вздохнул, перекрестился. Затем, изловчившись, подтянулся на руках и заглянул во двор. Внизу, прямо под ним, стоял Соколов, скрестив на груди руки. Жираф отважно заорал:
– Бренер, сдавайся, собака!
Тот, почти не целясь, пальнул из ружья. Пуля сбила с головы Коха модное канотье с широкой черной лентой, которое полетело на землю. За шляпой кубарем полетел с ограды ее владелец, вполне живой и даже счастливый. Вскочив на ноги, Кох поднял шляпу, замахал ею:
– Пробил насквозь, паразит! Меня прямо по макушке чиркнуло, во, глядите, даже кровь выступила. Чуток ниже – и не было бы меня на этом прекрасном свете, гуляли бы вы без меня, оплакивали бы мой прах верные подружки.
Дьяков по-отечески прижал пострадавшего к груди:
– Делать нечего, надо вызывать вооруженную подмогу. Десятка полтора полицейских, не меньше.