пятно превратилось в белую футболку, выцветшие джинсы, синие глаза и густую копну светлых волос.
– Я должен был оставаться рядом с ней! – кричал Маркус. – Я почти всю жизнь стремлюсь почувствовать, что я где-то и кому-то нужен. Я хочу иметь свою семью. И теперь, когда у меня есть пара, я повернулся к Фиби спиной.
За Маркусом, словно тень, догоняющая солнце, появился Мэтью. Процессию замыкал Ален Ле Мерль, некогда бывший у Филиппа оруженосцем.
– Как ты знаешь, традиция… – начал Мэтью.
– Когда это я обращал внимание на традиции?! – воскликнул Маркус.
Напряженность в кухне поднялась уровнем выше. Будучи главой своей семьи, Мэтью ожидал от сына уважения и послушания, а вовсе не споров.
– Надеюсь, все в порядке? – спросила я.
Жизнь университетского профессора убедила меня в полезности риторических вопросов, дававших каждому шанс остановиться и подумать. Мой вопрос несколько разрядил обстановку, поскольку собравшиеся прекрасно понимали: все далеко не в порядке.
– Мы никак не думали, что застанем тебя бодрствующей, mon cœur. – Мэтью подошел ко мне и поцеловал; от него пахло свежим воздухом, соснами и сеном, словно он бегал по широким полям и густым лесам. – Маркус немного встревожен состоянием Фиби, и только.
– Немного встревожен? – На лбу Маркуса обозначилась хмурая складка. – Да я с ума схожу от беспокойства. Я не могу видеться с ней. Не могу ей помочь…
– Тебе следует доверять Мириам. – Голос Мэтью звучал сдержанно, однако на подбородке дергалась жилка.
– Мне вообще не надо было соглашаться на этот средневековый протокол! – Возбуждение Маркуса нарастало. – И вот результат: мы разделены, а ей не на кого опереться, кроме Фрейи.
– Помнится, ты сам просил Фрейю помогать Фиби, – спокойно заметил Мэтью. – Тебе было из кого выбирать опору для Фиби на время ее адаптации. И ты выбрал Фрейю.
– Черт тебя побери, Мэтью! Неужели тебе при любых обстоятельствах надо оставаться до жути рассудительным?! – крикнул Маркус, поворачиваясь к нему спиной.
– Такое бесит, правда? – Я сочувственно обняла мужа за талию и притянула к себе.
– Да, Диана. Бесит, и еще как, – ответил Маркус, подходя к холодильнику и рывком открывая тяжелую дверцу. – И я вынужден мириться со всем этим гораздо дольше, чем ты… Марта, это как понимать? Чем ты занималась день напролет? В доме нет ни капли крови.
Трудно сказать, кого сильнее всех потрясла подобная критика в адрес досточтимой Марты. Она обладала потрясающей способностью удовлетворять потребности каждого члена семьи раньше, чем эти потребности у нас появлялись. Зато было ясно, кого слова Маркуса разозлили сильнее всего. Алена. Марта была его создательницей.
Мэтью и Ален переглянулись. Ален чуть наклонил голову, показывая, что необходимость Мэтью образумить сына перевешивала его собственное право защитить мать.