с которой самые живописные сборища Запада могут показаться унылыми и безобразными. Помосты, расположенные на всем многокилометровом пути следования султана, прогибались под тяжестью любопытных. Все одеяния Европы и Азии смешались в толпе зевак.
На высотах Эюпа[44] под кипарисами, среди надгробных памятников, расположились турецкие женщины. Их фигуры утопали в ярких шелках, из-под белой вуали сверкали только черные глаза. Зрелище было так красочно и живописно, что его можно было принять скорее за плод воображения какого-нибудь специалиста по Востоку, чем за реальную картину.
Приезд Самуила внес некоторое оживление в мой грустный дом, фортуна улыбнулась мне в игре в рулетку. Да и осень на Востоке великолепна.
Я живу сейчас в одной из красивейших стран мира, и моя свобода ничем не ограничена. Я могу бродить где угодно – по деревням, горам и лесам азиатского или европейского берега, и не одному бедняку хватило бы на год тех впечатлений и приключений, которыми богат каждый мой день.
Да ниспошлет Аллах долгую жизнь султану Абдул-Хамиду, вернувшему жизнь большим религиозным праздникам, пышным торжествам в честь ислама. Стамбул каждый вечер ярко освещен, над Босфором вспыхивают бенгальские огни – последние огни угасающего Востока, догорающая феерия грандиозного спектакля, которого никогда больше уже не придется увидеть.
Несмотря на мое равнодушие к политике, все мои симпатии принадлежат этой красивой стране, которую хотят уничтожить, и я потихоньку, сам того не замечая, становлюсь турком.
…Сведения о Самуиле и его национальности: он турок по воле случая, иудей по вере и испанец по крови.
В Салониках он был бродягой, лодочником, грузчиком; здесь он добывает пропитание на причалах; поскольку он внушает к себе большее расположение, чем другие, без работы он не сидит и неплохо зарабатывает; вечером ужинает виноградом и краюхой хлеба и возвращается домой, вполне довольный жизнью.
Я проигрался в рулетку, и вот уже мы снова бедняки, однако столь беззаботные, что ничуть от этого не страдаем: мы молоды, и удовольствия, за которые другие платят очень дорого, достаются нам даром.
Отправляясь на работу, Самуил надевает две пары рваных штанов; он думает, что дырки на штанах не совпадают и он вполне прилично выглядит.
Каждый вечер мы, как добрые левантинцы[45], курим кальяны под платанами турецкой кофейни или отправляемся в театр китайских теней посмотреть на восхитительного Карагёза[46] – турецкого Гиньоля[47]. Городские смуты нас не волнуют, политики для нас не существует.
Однако среди христиан в Константинополе нарастает паника, и Стамбул внушает страх жителям Перы, которые до дрожи боятся переходить мосты.
Вчера вечером, направляясь к Иззуддину-Али, я верхом пересек Стамбул. Горожане праздновали Байрам[48], грандиозную феерию Востока, последний акт Рамазана. Все мечети были в огнях иллюминации, минареты сверкали снизу доверху, стихи Корана, написанные светящимися буквами,