не стоит прыгать даже в мыслях, ибо они материальны. Это запретная зона, контролируемая темнотой территория, где действуют его правила, которые пока для тебя трудновыполнимы, или же не выполнимы вовсе, потому что раздавят, поглотят, лишат права даже на вдох и выдох. А сам режиссер этого безжалостного сценария, скорее всего, будет сжимать кулаки от бессилия, не в силах упростить их для тебя – потому что были упрощены изначально, и дальше просто некуда и незачем…
Я научилась чувствовать других людей. Кого-то этому обучают во всех разведках мира, кто-то наделен подобными экстрасенсорными способностями от рождения, а кто-то рад бы никогда не знать, что такое возможно, но стрессовое состояние освободило этот скрытый потенциал – метку дьявола или поцелуй бога – в один переломный момент. Когда это случилось? Может, когда я впервые ощутила себя в четырех замкнутых стенах без права возразить? Или раньше, еще до того, как листки садистских правил полетели мне в лицо? Когда впервые прожег подавляющий поцелуй того, у кого было достаточно сил, чтобы сломать меня, но недостаточно человечности, чтобы понять, как он меня убил именно этим? Не имело особого значения. Мне оставалось только вздохнуть с облегчением, осознав, что Александр оказался мудрее, я бы даже сказала, добрее, но жизнь и первая любовь навсегда отучили делить людей на плохих и хороших. Стена. Вот как можно было это охарактеризовать. Стена его тьме и портал светлой стороне.
Я все-таки оставалась неисправимой идеалисткой.
Вопреки моим ожиданиям, Денис нас больше не встречал, молчаливое напоминание о том, что угроза моей жизни действительно устранена. Я без страха, почти с удовольствием уселась впереди, рядом с Алексом, чтобы видеть панораму Ялты, бегущую впереди дорогу… Ну да, я почти не соврала себе. Мой взгляд то и дело скользил по мужским сильным рукам. Сжимающим руль.
– Солнце село, – добродушно усмехнулся водитель поневоле во время очередного беглого осмотра. Я поспешно, словно застигнутая на месте преступления воровка, стянула темные очки, отыскав в окошке справа что-то очень интересное.
– И вы с наступлением темноты превратитесь в вампира?
Я чувствовала, что он улыбается. Чувствовала, но боялась смотреть. Это был словно шаг вперед, за ограждение с красной вывеской «не влезай, убьет», откуда не возвращаются, а только принимают правила, а если нет, решения принимают за тебя. Мне опасно было даже приближаться к этому барьеру, но смотреть-то не воспрещалось! Пусть в стекла иллюзорного бинокля, укрывшись за бруствером – сперва солнцезащитных очков, затем – отражения в тонированном стекле. Может, чтобы потом, уже дома, в попытке заставить голос Димы заткнуться в моей голове, заполнить пустоту отрывистыми кадрами таких вот воспоминаний. Изгиб фаланг длинных пальцев на рулевом колесе. Контраст белой тенниски с легким загаром. Линия волевого профиля. Сосредоточенный на дороге взгляд. Однажды, вспоминая изгиб косой черты дельтовидных мышц, я даже пожалею, что нет возможности