путь к вершине начинается с выбора цели, и столбовой дороги к ней нет. Только вот шагай к мечте кривой дорожкой развлечений и помаленьку, может быть, наскребешь на мечты деревеньку, только так тебя, как колобка, не съедят, и твои алые паруса, как Грина, не сгорят».
– Ох, как ты меня загружаешь, мой божий человек, заткнись! – кричал, наливая рюмку ему и себе, если такое было, когда он выпивал. – Я в тумане своих мыслей не запутаюсь, но растворюсь и исчезну преждевременно в никуда, если буду слушать у каждого фонаря шум от ветра и дождя.
После чего напивался порой еще больше, пытаясь забыться, и в таком состоянии просил неизвестность вернуть себя к реальности, не требуя смерти или кары, если посчитают, что он пошел по тропе греха. Когда начинал креститься, голоса и видения исчезли. Казалось, на этом ему нужно было ставить точку на своей задумке. Какое-то время действительно ему затея казалась уж мучительно сложной. Нет, он уже не пугался своих мыслей, но только всегда их бег пытался останавливать. Это не всегда помогло, и однажды ему даже приснился сон.
В нем он увидел, будто собрались где-то на небесах присяжные ученые и святые мужи, решив заслушивать его, какой он Храм хочет сотворить. Ученые, казалось, твердили ему, что у него частицу Бога в мозгах нашли.
Святые отвечали, что она в каждом человеке есть, и зовут медика подтвердить. В лице доктора заходит вроде его друг Рушави, которого он спас из плена в Чечне. Он что-то говорит ему, осматривает его, слушает, потом на костер срочно требует оправить, неизлечимым признав, и оговаривает его. Он чувствует: измена друга налицо, и за что, не поймет. Ничего сделать не может, так как и отрицать тоже не может, хоть и не говорил такого, а только думал. Возмутиться тоже не смог, будто язык ему вдруг оторвало.
– Как ведьма, пусть сгорит на костре, – заявил доктор. – Этот тип будет вам мешать.
«А может, я ему в чем-то мешать стал? – подумал он. – Врет же, утверждая, что говорил, будто новому миру нужна жертва и новая единая религия со стремлением к красоте. Зачем излагает то, чего не слышал?» Однако он настойчиво продолжал его оговаривать, будто читал его мысли:
– На него спустился порочный дух некого Храма и говорит, что некий Бог этого Храма призвал его к этой великой миссии власти над вами. Страх войны преследует и говорит ему, что этот мир уже летит под откос вашей ложной святости, и утверждает, что миру войны нужен мир любви, а вы ведете его к судному дню человечества.
Судьи закачали головами и потребовали рассказать, в чем смысл его Храма, и он будто бы заговорил. Говорил долго как на духу о том, что хочет обожествления жизни в любви и обожествления деяний красоты и страсти, без которой немыслима любовь, которую они считают Богом. Рассказал, что Храм видит как вместилище совершенства физического и духовного начала в человеке с совершенством над собой, чтобы каждый следовал гласу