интригу до концах своих страниц (звучало, как обещание). В такие моменты я испытывала злость от неравенства того, что я знала своего героя, а он меня нет. Я впадала в эмоциональную кому, пережив законченное знакомство истории, и от обиды начинала читать следующею книгу.
В промежуток словесного неповиновения я всё же стояла в кухонном проёме, опираясь о дверной косяк плечом. Изворотливая бабка поспевала за всем своим занятым процессом. Кухня кипела, дышала, шумела, будто какой-то агрегат. Глашка метилась на ней, словно бывалый вояка, где надо подмешивала, подливала, убирала, ставила, повторялась в своих движениях, и механизм продолжал работать под дирижированием Глашки. Я прищурила правый глаз и мысленно дорисовала бабки усяки с кепариком, чуть сбитым вперед, для прикрытия лицевого горизонт, папиросу во рту, которую перекидывала она туда-сюда, зажимая крепко в зубах, с уверенностью в своём деле, а мощной хваткой руки твёрдо упиралась в пол, котловой рогатулиной. При этом ещё могла выдерживать жизненные фразочки, «Эге-ге! Так держать!» Я оглядела остальное пространство, которое за четыре сезона не менялось. В углу, что потерял цвет дерева, на толстых палках —коромыслах висели соцветия трав задушенные ручной петлёй у корневища и отнянченные на бабкиных коленях. Гибли юные дарования природы. Эти пучки походили на маленькие тушки зверьков с перевёрнутыми вниз головами, и с содранными шкурками до шейного отдела, неподвижно сыпали сухую кровь лепестков. Вся колония находилась под потолком, где больше всего солнце накаляло воздух. Мне казалось всё здесь ужасным, даже еда была приправлена некой горечью полыни, запахам гари, удушающей вони желтизны, что выплёскивалась через край чугунных котлов на раскаленные пластины печи. Мне не нравилось воспитание кухни, вся её чернота и смертность достались моей душе, и некая часть гари осела где-то глубоко внутри меня, от счастья она и породила мою половину.
– И шо мы там встали со своим прищуром? Совсем ослепла от своих книжонок?
Бабка отвлеклась от суетливых дел, уперев руки в бока пристально посмотрела на меня.
– Звала?
– Не, ты шо, это я так, вдруг поорать захотелось, тихо, глухо, думаю, дай вскрикну.
И взглядом удивления приподняла свои брови, оголив тонкую кожицу морщинистых век.
– Хм, ладо, тогда не буду мешать.
– Ты постой, постой, гадюка моя, а потом поди вон туды.
Она указала жестом вождя в сторону печи. Я повернулась на указывающий ориентир без особого интереса и заглянула за запечную стенку, увидев таз с уткой, я устало вздохнула, будто уже сделала, то что собиралась.
– Серьёзно? Теперь ещё и утка?
– Давай… Давай меньше язви, да бери таз и вперед! Можешь с песней, можешь с плясом, главное продуктивно! Шевелись! Не всё книжонки листать!
– Ох уж это разнообразие твоих просьб, будто, отмщение за мое личное время.
На выносе