пряталась от надежд на исполнение Божьих обещаний. Но Бог не упрекал её за это. Не нападал. Он лишь констатировал факт. Причём факт нервного смеха, а не маловерия или же неправильного исповедания. И что потом? А потом Сарра смеялась снова. Но уже после рождения Исаака, чьё имя, кстати, переводится как «смех». Но это уже был совсем другой смех, смех, «сотворённый» Богом. Другой смех и другая история.
Глава 9. Жена Лота. Теряющая или спасающаяся?
«Когда же вывели их вон, [то один из них] сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть…
…Жена же [Лотова] оглянулась позади его, и стала соляным столпом» (Быт.19:17, 26).
Жена Лота, горюя по оставленному в городе, оглянулась… (Комментарий Далласской богословской семинарии).
…она очень жалела свой дом и имущество, оставшееся в Содоме, с которыми неохотно расставалась… (Комментарий Мэтью Генри).
Утро. Рассвет, меняющий свою окраску от свинцового к фиолетовому, от фиолетового к малиновому, от малинового к оранжевому… Вместе с цветом неба меняется цвет силуэтов людей, спешно движущихся из Содома в Сигор. Это мужчина и три женщины. Они идут, опустив глаза в землю. Идут, не оглядываясь по сторонам. Как будто бы боятся оторвать взгляд от фиолетовой, малиновой, оранжевой земли. Как будто бы боятся увидеть то, что сейчас происходит с их родным городом. Городом, в котором у Лота родились две чудные девочки. Городом, с которым у матери этих девочек было связано столько хороших воспоминаний. В этом городе девочки сделали свои первые шаги. В этом городе мама заплела своим девочкам первые косички. В этом городе девочки первый раз покраснели, увидев восхищённый взгляд мужчины. В этом городе жена Лота не на шутку планировала стать дважды тёщей. В этом городе будущей тёщей для будущих невест было припасено немалое приданое. В этом городе жена Лота, мать двух невест на выданье, своими руками шила рубашки своим будущим внукам. Всё было так хорошо! Цвет будущего жены Лота менялся, как и цвет сегодняшнего рассвета: от мрачного свинцового к полному оптимизма оранжевому, и, казалось, вот-вот уже наступит солнечный день в жизни мамы и её дочерей. Как вдруг…
– Женщина, идём. Бросай всё и идём. Не жалей ничего и идём. Не оглядывайся и идём.
Придавленная тяжестью потерь спина мужа, идущего впереди, меняет свой цвет от оранжевого к кроваво-красному. Это уже не цвет рассвета. Это цвет пожара позади. Позади. Какое неприятное слово: позади. Позади всё: богатство, положение, связи, дом. А что впереди? Позади даже дочки плетутся. Как там они? Страдают? Или ещё ничего не поняли? Не поняли, что вышитые матерью детские рубашки горят, как и весь скарб, как и дом их детства, как и весь город. Горят и раскрашивают в кроваво-красный цвет четыре горестных силуэта, бегущих по дорогое из Содома в Сигор, из крупной и развитой столицы в провинциальную деревню. Всё осталось позади.
Женщина