чем мерить лопатки-то, – заговорил Филипп, – да угости пришляка тепленьким.
– А есть разве?
– Есть.
Ваньчок подполз к Кареву и вынул бутыль.
– Валяй прям из горлышка.
* * *
Тушу взвалили на салазки и закрепили тяжем.
Ваньчок, растянувшись, спал у куста и бредил о приданом.
– Волков я тоже думаю взвалить.
– А где они?
– Недалече.
В протычинах взвенивал коловшийся под валенками лед.
Филипп взял матерого вожака, а Карев закинул за спину веснянку. С лещуги с посвистом поднялись глухари и кольцом упали в осинник.
– Пугаются, – крякнул Филипп и скинул ношу на салазки.
Крученый тяж повернулся концом под грядку.
– Эй, вставай, – крикнул он над ухом Ваньчка и потянул его за обвеянный холодом рукав.
– Не встану, – кричал Ваньчок и, ежась, подбирал под себя опустившиеся лыками ноги.
Ветер тропыхал корявый можжевельник и сыпал обдернутой мшаниной в потянутые изморосью промоины. В небе туманно повис черемуховый цвет и поблекший месяц нырял за косогором расколовшейся половинкой.
Филипп и Карев взяли подцепки, и полозья заскрипели по катнику. Щеки горели, за шеями таял засыпанный снег и колол растянутые плечи холодом. Под валенками, как ржаной помол, хрустел мягкий нанос; на салазках верхом на медведе, укрывши голову под молодую волчиху, качался уснувший Ваньчок.
Глава 2
Анисим Карев загадал женить сына Костю на золовке своей племянницы. Парню щелкнул двадцать шестой год, дома не хватало батрачки, да и жена Анисима жаловалась на то, что ей одной скучно и довериться некому.
На Преображенье сосватали, а на Покров сыграли свадьбу. Свадьба вышла в дождливую погоду; по селу, как кулага, сопела грязь и голубели лужи.
После обедни к попу подъехала запряженная в колымагу пара сиваков. Дымовитые гривы тряхнули обвешанными лентами, и из головней вылез подвыпивший дружко. Он вытащил из-под сена вязку кренделей, с прижаренной верхушкой лушник и с четвертью вина окорок ветчины.
Из сеней выбег попов работник, помог ему нести и ввел в сдвохлую от телячьей вони кухню.
Из горницы, с завязанным на голове пучком, вышел поп, вынул берестяную табакерку и запустил щепоть в расхлябанную ноздрю.
– Чи-их! – фыркнуло около печки, и с кособокой скамьи полетела куча пыли.
– К твоей милости, – низко свесился дружко.
– Зубок привез?
– Привез.
Поп глянул на сочную, только вынутую из рассола ветчину и ткнул в красниковую любовину пальцем.
– Хорошая.
Вошла кухарка и, схватив за горлышко четверть, понесла к открытому подполью.
– Расколешь, – заботливо поддерживая донышко, крикнул работник.
– Небось, – выпятив отвислую грудь, ответила кухарка и, подоткнув подол, с оголенными икрами полезла в подпол.
– Смачная! – лукаво мигнул работнику дружко и обернулся к попу:
– Так ты, батюшка,